О, юность моя! - [142]

— У меня есть свои деньги. Понятно тебе? Свои. Папа о них не знает. Ты дай сколько можешь, а я доплачу. Ну, ну! Не спорь. Не могу же я допустить, чтобы мой жених остался без хлеба.

Она продала Леське два мешка. Бричка ждала их у террасы. Гунда села на заднее сиденье и взяла вожжи в руки. Елисей принес сначала один мешок, потом второй и поместился рядом с Гундой.

Пока хозяин, поплевывая на пальцы, считал бумажки, на террасу вышла Каролина Христиановна.

— О-о! Кого я вижу! Леся?

— Здравствуйте, Каролина Христиановна.

— За хлебом приехали?

— За хлебом.

— Очень хорошо. Если еще что-нибудь понадобится, милости прошу. Курицы, поросенки…

Гунда хлестнула коней, и бричка понеслась в Евпаторию.

— И зачем только она приплелась? «Милости прошу»… Без отца она тебе и щепки не даст. У-у, противная!

Леська оглянулся. На террасе стояли и глядели им в след Каролина Христиановна и Саша — Двадцать Тысяч.

У Бредихиных Гунда пришлась по душе. Ее напоили чаем с айвовым вареньем и дали с собой целую связку вяленой кефали. Леонид говорил ей «вы», всячески распускал павлиний хвост, Леська в глубине души гордился тем, что у него такая подруга, которая всем нравится.

Потом Елисей пошел с ней к морю. Шаланду его никто не трогал: на диком пляже она никого не интересовала. Он разулся, сдвинул плоскодонку в воду, но так, что корма еще сидела на берегу, потом поднял Гунду на руки. Она забила ногами и громко закричала:

— Не смей!

Елисей, шлепая по воде, опустил ее на банку.

— Глупая! Жених я тебе или нет?

— Ну, жених.

— Отчего же ты лягаешься?

— Жених, но все равно не смеешь.

— Переходи на нос! — скомандовал Елисей и, столкнув шаланду в море, прыгнул в нее и взялся за весла.

— О чем ты думаешь?

— Так, ни о чем.

— Думаешь. Я вижу.

— Как ты можешь видеть, если я сижу к тебе спиной?

— Ты перестал грести.

— Разве?

Елисей снова приналег на весла.

— Довольно грести! — приказала Гунда.— Повернись ко мне лицом.

Леська повиновался.

— Ты меня любишь? — спокойно спросила Гунда.

— Люблю.

— Неправда.

— Почему ты так думаешь?

— Вот я, например, тебя люблю и все думаю, как бы с тобой повидаться. Я даже приезжала к тебе в Саки.

— А я к тебе на «Майнаки».

— Ты приехал за хлебом.

— А как бы иначе я объяснил твоему отцу, зачем я приехал?

— Это правда?

— Сама понимай.

— Врешь ты все, Леська. Но хочешь ты или нет, а я тебя люблю, и мы поженимся, когда мне исполнится семнадцать лет.

— Не рано ли? Разве гимназистки выходят замуж?

— А я брошу гимназию.

— Как это бросишь?

— А зачем она мне?

— Останешься недоучкой.

— Подумаешь! Я буду читать Пушкина, Лермонтова, Крылова. И потом я знаю немецкий язык. Играю на фортепьяно. Много ли женщине нужно? Моя покойная мама и вовсе нигде не училась, а Каролина училась, да что толку? Вышла за старика. А у меня по крайней мере будет молодой муж.

Леська глядел на нее задумчиво: как спокойно она ладит свою жизнь. Просто позавидуешь.

— Ну, хватит. Поехали домой, а то отец станет беспокоиться.

Елисей снова взмахнул веслами, и вскоре шаланда прянула на песок. Леська спрыгнул в воду и протянул к девушке руки. Гунда встала, подумала и со вздохом опустилась на его плечо. Елисей понес ее к берегу. Волосы Гунды коснулись его щеки. От них шел аромат, который показался ему солнечным.

Ночью, лежа в постели, Елисей слышал этот аромат. При его зверином чутье к запахам, никакие другие мысли не лезли в голову.

Он взволнованно чувствовал в Гунде личность, окруженную ореолом, который ни с каким другим не спутаешь. Чем может кончиться ее любовь? Это натура того же типа, что и Васена, хотя и сглаженная немецким воспитанием. С ней шутки плохи. Если она будет продолжать эту игру в невесты, Леське придется на ней жениться: второго самоубийства он уже допустить не сможет. Спасение его только в том, что она выйдет за Листикова в обмен на двадцать тысяч. Но когда он представил себе Сашку мужем Гунды, он чуть не задохся от ревности.

*

Евпатория оказалась оккупированной самыми красивыми женщинами России. Белогвардейцы получили новый удар и откатывались в «крымскую бутылку», как они тогда выражались. Первыми отступали тылы, но перед ними неслись крысы, попы и шансонетки. Крысы оседали в деревнях, попы — в епархиальных центрах, шансонетки — на курортах. Среди них попадались и любовницы министров, не успевшие или не сумевшие вовремя очутиться в Париже, Вене, Лондоне. Каждая из них что-нибудь умела: одни пели, другие плясали, самые бездарные читали стишки пикантного содержания. Огромные афиши призывали евпаторийцев посетить эстрадный вечер в иллюзионе «Экран жизни»:

«Сестры-красавицы Женя и Мирэлла.

„Женское танго!“

„Шансонетка Морская волна — песенки Монмартра“.

„Самая красивая цыганка "Стрельны" — Орлиха.

Таборные песни:

Малярка.

Чабо, чабо.

Эх, распашол!“»

Осень в Евпатории наступает рано. Сентябрьским вечером уже прохладно.

Шансонетки фланировали по аллеям главного сквера, демонстрируя роскошные котиковые шубы, манто с дымчатыми песцами, охотничьи куртки из замши, инкрустированные змеиной кожей. Некоторых сопровождали собаки: у Жени — карликовая левретка, которую она прятала за пазуху и та выглядывала оттуда на миг своей львиной мордочкой, а у Морской Волны — русская борзая, шикарная, как и ее хозяйка.