О всех созданиях – прекрасных и удивительных - [33]

Ну что гадать понапрасну? Я позвонил в полицию. Нет, никто не заявлял о пропаже собаки. Ничего другого я и не ожидал.

Весь вечер мы всячески старались развлечь терьера, но он продолжал лежать, положив голову на лапы, закрыв глаза и нервно вздрагивая. Признаки жизни он проявлял, только когда по улице проезжал автомобиль: голова приподнималась, уши настораживались, но через несколько секунд шум замирал, и голова вновь поникала. Хелен положила его к себе на колени и больше часа утешала, однако он замкнулся в своем горе и словно не замечал ни гладящих рук, ни ласковых слов.

В конце концов я пришел к выводу, что полезнее всего будет ввести ему снотворное, и, когда мы ложились, он уже крепко спал в корзинке Сэма, а Сэм философски свернулся калачиком на коврике рядом.

Утром он не то чтобы повеселел, но, во всяком случае, настолько пришел в себя, что начал воспринимать окружающее. Когда я подошел и заговорил с ним, он перекатился на спину не заигрывая, а так, словно повторял привычное движение. Я нагнулся и почесал ему грудь, а он смотрел на меня снизу вверх непроницаемым взглядом. Но мне всегда были симпатичны собаки, ложащиеся лапами вверх. Это и признак приветливого характера, и выражение доверия.

– Так-то лучше, старина, – сказал я. – Не вешай носа!

Его пасть вдруг широко открылась. Мордочка у него была смешная, как у обезьянки, и на миг ее словно перерезала веселая улыбка, полная редкостного обаяния.

Хелен сказала у меня над ухом:

– Джим, он просто прелесть. Такой симпатяга! Я чувствую, что уже привязалась к нему.

В том-то и была беда! Мне он тоже начал слишком уж нравиться. Как нравились многие и многие брошенные собаки, проходившие через наши руки. Да и не просто брошенные, но те, кого приводили для усыпления с просьбой, от которой становилось тошно: "Вот если бы вы отдали его в хорошие руки…" Меня это всегда травмировало. Одно дело усыпить неизлечимо больное животное, искалеченное или одряхлевшее настолько, что жизнь утратила для него всякий вкус, – это я еще мог стерпеть, и порой мне даже казалось, что я помогаю ему, избавляя от лишних мучений, но совсем другое – умертвить молодое, здоровое, милое существо.

Как поступает в таких обстоятельствах ветеринар? Отказывается, и хозяин уходит? Но что ему стоит зайти в ближайшую аптеку и купить отравы? Наши снотворные хотя бы безболезненнее. Только одного ветеринар сделать никак не может – взять их всех к себе. Если бы я поддавался каждому искушению, у меня к этому времени собрался бы порядочный зверинец.

Мне и всегда бывало трудно, а теперь я еще обзавелся мягкосердечной женой, что вдвое усложняло проблему.

Я повернулся к ней и сказал:

– Хелен, но мы же не можем его оставить, ты сама понимаешь. Одной собаки на две комнатушки более чем достаточно.

Она кивнула.

– Да, конечно. Только такой милой собачки я давно не видела. Во всяком случае, когда он перестает бояться. Но что же нам с ним делать?

– Как собаке, потерявшей хозяев, ему следует отправиться в конуру при полицейском участке, – ответил я, нагибаясь и поглаживая курчавые завитки на груди предмета нашего разговора. – Только если его не востребуют, через десять дней мы окажемся точно в таком же положении… – Я подцепил терьера под живот и уложил обмякшее покорное тельце себе на колени. Нет, он явно любил людей, любил и доверял им. – И конечно, я могу навести справки среди клиентов, но почему-то никому не требуется собака, когда у тебя есть лишняя. – Я задумался. – Вот если дать объявление в газету…

– Погоди! – перебила Хелен. – Ты говоришь: в газету… по-моему, я на прошлой неделе читала статью про приют для покинутых животных…

Я с недоумением посмотрел на нее и вдруг вспомнил:

– Совершенно верно. Сестра Роза, она работает в больнице. У нее взяли интервью о бродячих собаках, которых она берет под свою опеку. Во всяком случае, попытка не пытка! – Я уложил терьера в корзинку Сэма. – Пока оставим малыша тут, а вечером я позвоню сестре Розе.

Поднявшись к себе выпить чаю, я обнаружил, что ситуация выходит из-под контроля. Когда я вошел, песик лежал на коленях у Хелен и, по-видимому, уже довольно долго. Она поглаживала курчавую голову и вид у нее был угрожающе задумчивый.

Мало того, взглянув на него, я почувствовал, что сам слабею. В голове закопошились непрошеные мыслишки: "Поместимся как-нибудь… Да и хлопот в сущности, никаких… А что, если…"

Надо было незамедлительно принимать меры, а то я сдамся. Схватив телефонную, трубку, я набрал номер больницы и спросил сестру Розу. Вскоре в трубке раздался приветливый энергичный голос. Она, казалось, нисколько не удивилась и, судя по деловитому тону, по тому, какие она задавала мне вопросы о возрасте терьера, его внешности, нраве и так далее, через ее руки, несомненно, прошло порядочное число потерявшихся и брошенных собак.

– Ну, что же, отлично. Таких нам обычно удается пристроить. Так когда вы его привезете?

– Сейчас, – ответил я.

Затуманившийся взгляд, которым Хелен проводила зажатого у меня под мышкой терьера, сказал мне, что еще немного – и было бы поздно. Да и я всю дорогу думал, что при других обстоятельствах – будь у нас настоящий дом и прочное будущее – этот шоколадный песик на заднем сиденье, вопросительно поглядывающий на меня дружелюбными глазами, полуоткрыв пасть, и дальше сопровождал бы меня в поездках. Но стоило появиться встречной машине, как он настораживался и смотрел в окошко с прежним отчаявшимся выражением. Неужели он так никогда и не забудет?