О всех созданиях – прекрасных и удивительных - [105]

По моему, самая суть ветеринарной практики именно в этом – в тревожных мыслях о том, как там дела у твоего пациента, а затем долгая минута, пока ты открываешь дверь и сам во всем убеждаешься. Я оперся локтями на брус и заглянул внутрь. Телята неподвижно лежали на боку, и я даже не сразу разобрал, что они еще живы. Я нарочно громко хлопнул за собой нижней створкой, но ни одна голова не приподнялась.

Шагая по глубокой соломе, осматривая по очереди распростертых малышей в жилетах из грубой мешковины, я не переставал чертыхаться себе под нос. Всех до одного ждала верная смерть. "Чудесно, чудесно! – думал я. – Не один, не два, а стопроцентная смертность на этот раз"

– Ну, молодой человек, вид то у вас не очень бодрый! – Над нижней створкой маячили голова и плечи мистера Кларка.

Я сунул руки в карманы.

– Черт побери! Им же прямо на глазах хуже становится…

– Да, крышка им. Я в дом ходил, звонил Мэллоку.

Фамилия живодера прозвучала как удар похоронного колокола.

– Но ведь они еще живы,– сказал я.

– Живы то живы, только долго им не протянуть. А Мэллок за живых всегда шиллинг-другой накидывает. Говорит, и собачье мясо свежее дороже стоит.

Я промолчал, но лицо у меня, вероятно, стало таким унылым, что фермер криво улыбнулся и подошел ко мне.

– Так вы же ни в чем не виноваты. Я эту проклятую белую немочь хорошо знаю. Если проймет по-настоящему, никто помочь не может. А что я-то хочу чуток побольше получить, вы меня тоже не вините, – убыток возмещать ведь надо.

– Да я понимаю, – ответил я. – Просто расстроился, что не смогу попробовать на них новое средство.

– Какое-такое средство?

Я достал из кармана жестянку и прочел вслух надпись на этикетке.

– "М и Б шестьсот девяносто три". А научное его название "сульфапиридин". Только сегодня получили с утренней почтой. Это одно из лекарств совершенно нового действия. Их называют сульфаниламидами и ничего подобного у нас прежде не было. Полагают, что они убивают некоторых микробов, например возбудителей этой болезни.

Мистер Кларк взял у меня жестянку и открыл крышку.

– Эти синенькие таблеточки, а? Ну, я навидался всяких чудо снадобий от этой хвори, только толку от них было чуть. Наверняка, и это такое же!

– Все может быть, – сказал я – Но в наших ветеринарных журналах сейчас о сульфаниламидах пишут очень много. Во всяком случае, это не шарлатанское снадобье, но только их еще не начали широко применять. Вот мне и хотелось испробовать их на ваших телятах.

– А вы на них гляньте. – Фермер обвел угрюмым взглядом пять неподвижных тел. – У них же глаза совсем провалились. Вы когда видели, чтобы хоть один такой теленок да оклемался?

– Нет, не видел. Но я все-таки попробовал бы.

Я еще не договорил, когда во двор, погромыхивая, въехал высокий фургон. Из шоферской кабинки выпрыгнул ловкий коренастый мужчина и подошел к нам.

– Ну, Джефф, – сказал мистер Кларк, – это ты быстро.

– Так мне к Дженкинсону позвонили, а тут рукой подать. – Живодер улыбнулся мне светлой приветливой улыбкой.

Я уставился на Джеффа Мэллока по обыкновению с чем-то вроде благоговейного недоумения. Почти все свои сорок с лишним лет он провел, разделывая разлагающиеся трупы, небрежно кромсая ножом туберкулезные абсцессы, буквально купаясь в инфицированной крови и гнойных выделениях, и тем не менее являл собой образец здоровья и физической крепости. Глаза у него были ясные, а кожа розовая и свежая, как у двадцатилетнего. Впечатление довершала глубочайшая безмятежность, которой дышал весь его облик. Насколько мне было известно, Джефф никаких гигиенических предосторожностей не принимал – например, рук не мыл, и я не раз видел, как он блаженно устраивался перекусить на груде костей, крепко сжимая грязными пальцами бутерброд с сыром.

Он прищурился через створку на телят.

– Ага. Загнивание легких, ясное дело. Сейчас поветрие такое.

Мистер Кларк вперил в меня подозрительный взгляд. Как все фермеры, он свято веровал в мэллоковские моментальные диагнозы.

– Легких? А вы про легкие ни слова не сказали, молодой человек.

Я пробормотал что-то невнятное. Горький опыт научил меня не вступать в споры при подобных обстоятельствах. Изумительная способность живодера с первого взгляда определять причину болезни или смерти животного часто ставила меня в неловкое положение. Осматривать? Вскрывать? Еще чего! Он и так знал, и из всех фантастических недугов в своем списке предпочитал загнивание легких.

Теперь он повернулся к фермеру.

– Лучше я их сейчас прямо и заберу, Уилли. Им уж недолго осталось.

Я наклонился и приподнял голову теленка возле моих ног. Все были шортгорны, три серебристых, один рыжий, а этот – белый без единого пятнышка. Я провел пальцами по твердому маленькому черепу и нащупал под жесткими волосами бугорки рогов. Когда я вытащил ладонь из-под головы, она вяло опустилась на солому, и была в этом движении какая-то жуткая обреченность, тупая покорность судьбе.

Мои мысли прервал Джефф, взревев мотором. Он задним ходом подводил фургон к двери телятника, и, когда высокие некрашенные доски загородили свет, на душе у меня стало совсем скверно. Малышам за их коротенькую жизнь пришлось перенести две тяжелые поездки. А эта будет третьей, последней и самой роковой.