Ну, теперь я так же умен, как и прежде. Философия тебе не к лицу, Лаури… Выйдет какая-нибудь ерунда, и все.
Но что ты сделаешь? — спрашивал я себя. Говорю красивые слова, потому что ночь так хороша и возвышает твою душу. Ты благородный парень, но какая от тебя польза?
На речи Пихлака я только кивал, иногда улыбался, ведь кто знает… Да, кто знает. Твои мысли ничего не значат, они остаются для твоего домашнего потребления. И, может быть, Ааво умер вместо тебя?
…Рэзи может помочь мне. Завтра я спрошу у нее, что делать? Думаю, она знает. Кому знать, как не ей?
СНА НЕ БЫЛО. Мы болтали о том, о сем. Энно несколько раз вставал и бродил по комнате. За окном шумел дождь.
— Все-таки жизнь прекрасна, — многозначительно промолвил он в темноте.
— Давай спать, — добавил он, ложась в постель. — Уже три часа. Я прочел бы тебе мораль, да неохота.
— Мне не заснуть.
— Терзаешься?
— И да, и нет. Спокойной ночи.
Кажется, я тут же заснул.
ПРОСНИСЬ, НЕСЧАСТНЫЙ, — сказал Энно, глядя мне в лицо. Он уже был одет.
— Который час?
— Больше пол-одиннадцатого.
Я потянулся и посмотрел в окно. Дождь лил по-прежнему. Небо было затянуто тучами. Я встал, оделся, затем нехотя умылся, и мы сели завтракать. На столе были помидоры и творог. Я лениво напрягал память, пытаясь что-то припомнить. Что-то такое, что я должен был сегодня помнить, но…
У Энно настроение тоже было не лучше. Во время завтрака он уставился в окно и очнулся лишь тогда, когда моя вилка застучала громче.
— Что я должен был сделать? — спросил я у Энно.
— Найти Малле.
— Ах да, ты считаешь, что я должен?
— Конечно, если ты… ну да, так будь хотя бы честным малым.
— Почему?
— Сказать тебе это, что ли?
— Нет, — махнул я рукой. — Ладно. Я пойду. Только я не понимаю, черт возьми, почему я должен это делать?
— Я тоже не знаю, — ответил он. — Вероятно, у людей так принято.
— А если я не пойду?
— Твое дело.
Я, конечно, пошел. Сначала мы вымыли посуду, затем я надел плащ.
ЛИЛО. Люди шли с зонтиками, с деревьев капало. Воздух был теплым и сырым. Я знал, где живет Малле. Позвонил.
ДВЕРЬ ОТКРЫЛА МАЛЛЕ. Я глупо уставился на нее. Она посмотрела на меня и предложила войти. Тетка ушла на базар.
— Где же ты пропадал? — спросила она.
— Я проспал.
— Проспал?
— Да, проспал.
Она едва заметно улыбнулась. Я был в замешательстве.
— Прости.
Она подошла и положила руки мне на плечи. Мне следовало бы поцеловать ее. Но я почему-то не мог этого сделать. Она показалась какой-то чужой. Я все-таки поцеловал ее. Губы у нее были холодными.
— Ты нездорова?
— Нет, — сказала она вдруг весело. — А где ты был вчера?
— У Энно.
— А отчего ты ко мне не зашел?
— Я не знал, что ты здесь.
— А зачем же ты приехал?
Что я должен был ответить? Мне не хотелось врать, а сказать правду было почти невозможно. Чтобы избежать этого разговора, я поцеловал ее.
— Я дурак, — прошептал я наконец. — Прости.
Она погладила меня по лицу, хотя ничего не поняла. Мне стало легче.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Пойдем куда-нибудь, перекусим, — предложил я, хотя сам только что встал из-за стола.
— Я ела. Да раздевайся же.
Я снял плащ.
Мы сели на диван. Я заметил, что она как-то странно смотрит на меня.
— Ты… — начал я, не зная, что спросить.
— Что?
— Нет, ничего.
Она принужденно улыбнулась и сжала руки. Затем придвинулась ко мне и спросила:
— Ты… любишь меня?
Я кивнул. Мы сидели вплотную. За окном шел дождь.
— Мерзкая погода.
Я снова кивнул.
Малле вдруг глотнула, и я посторонился, казалось, она готовилась к чему-то решительному.
— Лаури, мне нужно тебе что-то сказать.
— Да?
Я почувствовал, как колотится мое сердце.
— Ты не рассердишься?
— Ну говори же…
Она посмотрела на свои руки и сказала очень просто, но так, что я понял, чего ей стоила эта простота:
— Лаури, у меня будет ребенок.
Я УБЕЖДЕН, что у любого мужчины бывает в жизни минута, когда женщина говорит ему такие слова. Но я никак не представлял, что когда-нибудь услышу такое сам. К этому я не был подготовлен. В первую минуту даже голова закружилась.
Малле спрятала лицо у меня на груди. Она дышала еле слышно. Так мы и сидели. Шел дождь. Мой взгляд бессмысленно скользил по комнате. Дверь. Книжная полка. Ваза с ромашками. Круглый стол. Скатерть. Градусник. Стул. Половик. Календарь. Карандаши. «Три мушкетера». Блузка. Герань. Лампочка. Муха… Нет. Я сжал кулаки и собрался с мыслями.
— Это правда? — задал я первый пришедший мне в голову вопрос.
Она кивнула.
Я был на грани отчаянья. Представляете, что все это значило!
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
— Знаю, — прошептала она. — Тебе… ты не доволен?
Я ответил не сразу. Я просто не мог. Дайте же мне прийти в себя. Но почувствовав, что она сейчас расплачется, я решился:
— Я доволен, Малле, — сказал я тихо. — Дай мне привыкнуть к этой мысли.
Я чувствовал себя как-то по-новому. Просто по-новому, без всякой радости или грусти. Я посмотрел на нее. После этих слов она еще не повернула головы ко мне. Я бессмысленно гладил ее руку. По стеклам сбегали дождевые струйки.
— Малле, — повторил я шепотом, затем громче: — посмотри на меня, пожалуйста… ну, посмотри… — Она не подняла головы. Я повернул ее лицо к себе.
— А что-нибудь можно сделать? — спросил я, ничего не подразумевая под этим. Я не помню, что я хотел этим сказать, наверно, хотел спросить, чем я могу помочь.
