О вечном - [40]

Свой двадцать третий год еще не начиная

И юношеский пух со щек не удаляя, —

Ты нас опередил! К трудам и сединам

Не так пристрастен Феб, как это мнилось нам.

Когда свою стрелу Амур в тебя направил,

Стрелу чудесных глаз, — ты нам ее прославил:

В стихах бесчисленных, прекрасных, без конца

Ты убеждал, что страсть не ведает конца.

Но вот уж новое влечет тебя призванье:

Природу трав познать и тайны врачеванья.

Усердье пылкое, огонь ума двойной

Два дела Фебовых открыли пред тобой.

Единственный у нас, ты преуспел и в этом:

В тебе ученый Врач соединен с Поэтом.

ЭПИТАФИЯ РЕМИ БЕЛЛО

Чтоб прах Белло укрыть, рукам

Над камнем нет нужды трудиться:

Себе построил он гробницу

Из Камней Драгоценных сам.

ОДА

Коридон, без перебоя

Лей в бокал вино хмельное,

Чтоб забылся сном разлад,

Что во мне яриться рад,

Душу бедную терзая,

Словно кролика борзая.

Пусть разлад уйдет с порога —

Впредь ни горесть ни тревога

Не преступят мой порог.

Близок срок или далек,

Не желая долголетья,

Знаю: должен умереть я.

Скука — в книге слишком длинной.

Жалок тот, кого в руины

Старость превратить смогла.

Как почую, что прошла

Юность, вмиг хотел бы кануть

В вечность, чтоб с тоски не вянуть.

Потому без перебоя

Лей в бокал вино хмельное,

Чтоб забылся сном разлад,

Что во мне яриться рад,

Душу бедную терзая,

Словно кролика борзая.

* * *

Ты думаешь, Обер, что галльская держава

Милее небесам монархии мидян,

Державы эллинов, империи римлян,

Лишь прах оставивших от мощи величавой?

И нашу мощь сотрет смерть по земному праву,

Как все живущее; забьет веков бурьян

Латинский ли стишок, французский ли роман;

Трудам людей терпеть от смерти век расправу.

О, быть бы зодчим я иль каменщиком рад,

Я наверху тогда украсил бы фасад

Клюкой почтенною, а не лопаткой скромной.

Всю жизнь строчить стихи — зачем мне этот дар,

Ведь сгинут вмиг, когда от Парки вероломной,

Что в грош не ставит Муз, постигнет нас удар?

ПОСМЕРТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

СТАНСЫ

Я жизнь свою провел, распутывая нить,

Связавшую в одно здоровье и недуги:

Здоровье нынче к нам заглянет на досуге,

А завтра ни за что его не заманить.

К подагре я почти привык за долгий век:

Все жилы вытянув, она дробит мне кости,

Пытаясь доказать в своей неправой злости,

Что лишь страдания достоин человек.

Тот — молод, этот — стар, конец для всех един,

Но, Бог мой, сколько он рождает опасений! —

Нам юность дорога, как свежий цвет весенний,

И веет холодом от старческих седин.

Цветенье юности подольше сохрани:

Соблазны и вино у мудрых не в почете,

Напрасно не терзай ни разума, ни плоти,

И под конец тебя вознаградят они.

Что смертный человек? — тускнеющая тень,

Не вечны мы, пойми ты истину простую,

И если молодость растрачена впустую,

Увянет жизнь твоя, как роза в жаркий день.

* * *

Я высох до костей. К порогу тьмы и хлада

Я приближаюсь глух, изглодан, черен, слаб,

И смерть уже меня не выпустит из лап.

Я страшен сам себе, как выходец из ада.

Поэзия лгала! Душа бы верить рада,

Но не спасут меня ни Феб, ни Эскулап.

Прощай, светило дня! Болящей плоти раб,

Иду в ужасный мир всеобщего распада.

Когда заходит друг, сквозь слезы смотрит он,

Как уничтожен я, во что я превращен,

Он что-то шепчет мне, лицо мое целуя,

Стараясь тихо снять слезу с моей щеки.

Друзья, любимые, прощайте, старики!

Я буду первый там, и место вам займу я.

* * *

Пора оставить все: дома, поля, сады,

Сосуд, расписанный тобой до середины, —

Так некогда напев прощальный, лебединый

Звучал над берегом Меандра, у воды.

Окончен долгий век, завершены труды,

Пером давно свои прославил я седины,

Пусть ввысь оно летит, как знак, для всех единый,

Прочь от людей, что так бессмысленно горды.

Блажен, кто не рожден, но во сто крат блаженней,

Кто снова стал ничем в кругу преображений,

Но всех блаженнее возлюбленный Христом:

Оставив тлеть внизу наскучившее тело, —

А прежде им Судьба играла как хотела! —

Он новым ангелом парит в раю святом.

* * *

А что такое смерть? Такое ль это зло,

Как всем нам кажется? Быть может, умирая,

В последний, горький час, дошедшему до края,

Как в первый час пути — совсем не тяжело?

Но ты пойми — не быть! Утратить свет, тепло,

Когда порвется нить и бледность гробовая

По членам побежит, все чувства обрывая, —

Когда желания уйдут, как все ушло.

И ни питий, ни яств! Ну да, и что ж такого?

Лишь тело просит есть, еда — его основа,

Она ему нужна для поддержанья сил.

А дух не ест, не пьет. Но смех, любовь и ласки?

Венеры сладкий зов? Не трать слова и краски,

На что любовь тому, кто умер и остыл?

* * *

Я к старости клонюсь, вы постарели тоже.

А если бы нам слить две старости в одну

И зиму превратить — как сможем — в ту весну,

Которая спасет от холода и дрожи?

Ведь старый человек на много лет моложе,

Когда не хочет быть у старости в плену,

Он этим придает всем чувствам новизну,

Он бодр, он как змея в блестящей новой коже.

К чему вам этот грим — вас только портит он,

Вы не обманете бегущих дней закон.

Уже не округлить вам ног, сухих, как палки,

Не сделать крепкой грудь и сладостной, как плод.

Но время — дайте срок! — личину с вас сорвет,

И лебедь белая взлетит из черной галки.

К ЧИТАТЕЛЮ

В элегии должно быть тридцать — сорок строк,

Не более, чтоб ты читателя не мог,

Увлекшись болтовней, топить в словесном море,

Поэтому держи язык свой на запоре.