О том, о чем и вдох и выдох - [6]

Слушай шорохи в тиши.

Дольче, дольче, нежно, нежно...

Ты увидишь, жизнь безбрежна

И такая сладость в ней...

Но плавней, плавней, плавней...

Но время настигает, накрывает с головой и диктует совсем другие строки:

... Мой сынок, родная плоть,

Черенок, пустивший корни

Рядом с этой бездной черной,

Да хранит тебя Господь

От загула плачей,

От пинков и душегубки,

От кровавой мясорубки,

Жути газовых печей.

Ты прости меня, прости,

Что тебя на свет явила.

И какая может сила

В смутный час тебя спасти?

..............

Воистину, "Лишь тот земную жизнь осилит,/ Кто будет поражен навылет/ Непостижимостью ее..."

Можно ли всю жизнь раскачиваться - вверх-вниз, вверх-вниз - "то невиданный свет, то невиданный мрак, то невиданный взлет, то невиданный крах..." Моя ли это вина, беда, что неспособна прийти к чему-то. Или НЕКУДА идти и НЕТ НИЧЕГО?

Не знаю кем, но я была ведома

Куда-то из единственного дома.

Не потому ли по ночам кричу,

Что не свои, чужие дни влачу,

Расхлебывая то, что навязали,

И так живу, как будто на вокзале

Слоняюсь вдоль захватанных перил...

Да будь неладен тот, кто заварил

Всю канитель и весь уклад досадный.

Приходит в мир под свой же плач надсадный

Дитя земное. Кто-нибудь потрафь

И посули невиданную явь.

Как музыка она иль Божье Слово.

Но мне в ответ: "Под дудку крысолова

Идти, под вероломное "ду-ду"

Написано всем грешным на роду

С младых ногтей до полного маразма.

Вначале смех, а после в горле спазма,

А после холм и почерневший крест,

И никаких обетованных мест.

Понеже нет иной и лучшей яви,

От нынешней отлынивать не вправе".

... Все так. Но что за лучезарный дом

Припоминаю изредка с трудом?

Январь, 1993 г.

3. Открытое письмо

Адресую туда-то такому-то,

То ли черту из тихого омута,

То ли ангелу с тихих небес,

Но кому-то, чей призрачен вес

В этом мире...

Последнее время в голове постоянно вертится мандельштамовская строчка: "Я скажу тебе с последней/ Прямотой:/ Все лишь бредни - шерри-бренди, -/ Ангел мой". А еще вспоминаю свидетельство из недавно прочитанной книги Виктории Швейцер "Быт и бытие Марины Цветаевой": "Поражали задаваемые в лоб вопросы, на которые неловко было отвечать: "К чему все?", "В чем смысл всего?"". Поняла, что хочу того же: "С последней прямотой" задать невесть кому те же отроческие вопросы, которые мучили в восемнадцать лет и которые, наверное, не имеют ответа. Вполне отдаю себе отчет, что деятельному, занятому конкретными вещами человеку подобные разговоры могут показаться "жалким самокопанием" (выражение из недавнего идеологизированного прошлого). Вспоминаю, как мама моей знакомой, отвечая на вопрос, что поделывает ее тридцатилетняя дочь, усмехнувшись, ответила: "Ищет смысл жизни". И все же рискую заняться тем же. Как ведет себя человек, когда ему плохо? Приходит в отчаяние или с головой уходит в работу. Вот и я хочу с головой уйти в работу, что в данном случае означает - еще глубже погрузиться в свои мучительные проблемы. Таково уж свойство моей работы. И кто кого нашел - она меня или я ее - не знаю. Еще будучи студенткой, чуть ли не ежедневно просыпалась с сердечной болью: неужели живу лишь затем, чтоб преподавать английский? Не слишком ли мелкая задача для целой жизни? Такие мысли не помогали сосредоточиться на учебе. К тому же были другие отвлекающие факторы: счастливая любовь, ставшая вскоре несчастной, и другая счастливая любовь, перешедшая в семейную жизнь. Уже окончив институт, я бросилась наверстывать упущенное: начала частным образом заниматься английским с бывшим преподавателем нашего института - милым стариком, который отказался брать деньги, считая уроки моей блажью. Прозанимавшись год, я поняла, что все - НЕ ТО. Но где ТО, не знала.

Все чаще вспоминалась ночь (конечно же, ночь), когда писала стихи, позднее помещенные в нашей студенческой газете:

В чем счастье жизни? Как знаком

Сей давний, но больной вопрос.

И ты меня спросил о том.

Вот мой ответ. Ответ мой прост.

Да счастье жизни в том, чтоб жить,

Жить каждый день и каждый час,

Жить: думать, сравнивать, творить,

Не завтра ждать, а жить сейчас...

(Видимо, случай хронический: всю жизнь - один больной вопрос). Той ночью я чувствовала себя, как Татьяна, пишущая письмо Онегину: озноб и жар, и вдохновенье. Сравниться с этим могла только другая, совсем давняя ночь, когда я, девятилетняя, сочиняла поэму "Двойка":

Все вышли из класса и мчатся домой,

А я не иду. Что случилось со мной?

Стою одиноко у парты своей,

Не рад я и сам отметке моей.

(Мой лирический герой почему-то мужского рода.)

Вчера я гулял и не сделал урок,

Сегодня с коньками ходил на каток,

А щас (так в оригинале) в моем табеле двойка стоит,

С графы на меня так сердито глядит...

То была жизнь: "Глазами тучи я следил, руками молнии ловил".

В начале 60-х на книжных прилавках лежало множество стихотворных сборников, в периодике регулярно печатались стихи. Моим любимым занятием было таскаться по Москве (Петровка, Сретенка, Кузнецкий) и заходить в книжные магазины. Однажды забрела на Рождественский бульвар и, присев на скамеечку, стала листать "Юность": стихи, стихи, знакомые имена, незнакомые имена. И вдруг, не знаю почему, достала из сумки тетрадь с планами школьных занятий (я преподавала английский в спецшколе) и, найдя свободное место, написала несколько строк. Потом зачеркнула, написала другие, зачеркнула, вернула прежние и в результате получились стихи о том, что надо почаще смотреть на небо. Этот совет я давала самой себе, рифмуя "небо" и "мне бы". Остальное забыла. Началась НОВАЯ ЭРА. Первый самодельный сборник, переплетенный в желтые обои, помечен 64-м годом. Теперь жизнь представляла собой некий пунктир: пробел, стихи, опять пробел. Когда писала, жила. Остальное время мучилась. Но мучилась активно, пытаясь управлять творческим (выражаясь высоким слогом) процессом: воевала с бытом и службой за свободные часы, в которые, обложившись журналами и книгами, ждала вдохновенья. Но прогулки по лесу оказались плодотворнее сидения дома: ритм шагов помогал думать. Летом я надевала темные очки и чувствовала себя невидимкой - так легче было сосредоточиться. В общем, изобретала много разных приемов и уловок, чтоб написать несколько робких строк, которых от меня никто не ждал и которые стали смыслом существования.