О телевидении и журналистике - [22]

Это важно как для того, чтобы лишить анализ драматичности, так и для того, чтобы рационально направить действие. В действительности, я убежден (свидетельство тому мое выступление на телевидении), что социологический анализ, подобный этому, где-то, возможно, будет способствовать изменению сложившегося порядка пещей. Любая наука обладает такой амбицией. Огюст Конт говорил: «Наука — это возможность предвидения, а предвидение — возможность действия». Социальная наука, как и любая другая, имеет право на такую амбицию. Когда социолог описывает такое пространство, как пространство журналистики, поначалу вкладывая в это свои чувства, неясные побуждения, страсть, впоследствии сублимируя их в процессе аналитической работы, он питает определенную надежду на эффективность. Например, доводя до сознания действие механизмов, он может способствовать увеличению свободы людей, журналистов или телезрителей, манипулируемых этими механизмами. Я считаю (это отступление), что если журналисты смогут почувствовать себя, так сказать, объективируемыми и внимательно прислушаются к тому, что я говорю, то они придут к пониманию (по крайней мере, я надеюсь на это) того, что, ясно выразив то, о чем они догадываются, но в чем не слишком жаждут себе признаться, я даю им инструмент освобождения, способствующий контролю механизмов, о которых я упоминал. Например, можно создать что-нибудь вроде межгазетных союзов, позволяющих нейтрализовать некоторые эффекты конкуренции. Часть негативных эффектов связана с последствиями влияния структуры, ориентирующей конкуренцию, нагорая в свою очередь является причиной гонки, заставляющей бегать в поисках сенсационного материала, что может привести к подаче в эфир крайне опасной информации просто для того, чтобы одержать верх над конкурентом, хотя никто этой победы не заметит. Если все действительно происходит так, то сам факт выведения на уровень сознания и называния этих механизмов может привести к договоренности между журналистами с целью нейтрализации конкуренции. Как это происходит в экстремальных ситуациях, например, при похищении детей. Можно представить себе, что журналисты де> го корятся и откажутся приглашать (чтобы повысить рейтинг) политических лидеров, известных своими ксенофобскими высказываниями, и примут решение не воспроизводить э ти высказывания — что намного эффективнее их так называемых «опровержений». Я отдаю себе отчет в том, что эгго утопия. Но могу возразить тем, кто обвиняет социологов в детерминизме и пессимизме, только то, что если бы структурные механизмы, порождающие цинизм, оказалисьдоведены до сознания, зто сделало бы возможным осознанное действие, направленное на их контроль. В этом мире, отличающимся особым цинизмом, очень много времени отводится словам о совести. Как социолог, я могу сказать, что совесть становится эффективной только в том случае, когда опирается на структуры и механизмы, заставляющие людей быть лично заинтересованными в соответствии своего поведения моральным нормам. И чтобы стало возможным появление чего-то вроде неспокойной совести, нужно, чтобы это чувство встретило поддержку, укрепление и вознаграждение в самой структуре. Это возшпраждение могло бы проявляться со стороны аудитории (если бы она была более образованной и лучше осознавала манипуляции, которым подвергается).

Я считаю, что в настоящее время все поля производства культурной продукции подвергаются структурному давлению поля журналистики, а не давлению того или иного журналиста, того или иного директора телеканала, в свою очередь находящихся под влиянием сил поля. И эго давление производит постоянные очень схожие эффекты во всех полях. Другими словами, поле, все более подчиняющееся коммерческой логике, все сильнее оказывает давление на другие универсумы. Через рейтинговый механизм оказывается экономическое давление на телевидение, а через влияние, оказываемое телевидением на журнализм, оно распространяется на все остальные СМИ, даже на самые «независимые» из них, и на журналистов, постепенно позволяющих навязать себе телевизионную проблематику. Точно также влияние журналистского поля и целом оказывает давление на все другие поля производства культурной продукции. В одном из номеров журнала «Actes de la recherche en sciences sociales», посвященном журнализму, есть очень интересная статья Реми Ленуара, показывающая, как в судебном мире некоторые судебные магистраты, занимающие не самое почечное положение согласно внутренним нормам юридического поля, воспользовались телевидением, чтобы изменить расклад сил внутри своего поля и перескочить через ступени внутренней иерархии. Но, что хорошо в отдельных случаях, может подвергнуть опасности с трудом достигнутое состояние некоего равновесия коллективной рациональности. Или точнее, поставить под вопрос результаты, обеспеченные и гарантированные независимостью юридического универсума, способного противопоставить собственную логику интуитивному чувству справедливости, юридическому здравому смыслу, часто бывающих жертвами видимости и страстей. Возникает ощущение, что давление журналистов, выражают ли они свою собственную точку зрения и ценности или делаются выразителями «гласа народа» и «общественного мнения», оказывает сильное влияние на работу суда. Некоторые даже говорят о настоящей передаче судебных полномочий. Нечто подробное можно встретить даже в научном мире, где случается, как это видно из «дел», проанализированных Патриком Шампанем, что демагогическая логика — логика рейтинга — заменяет собой логику внутренней критики.