О телевидении и журналистике - [12]

В самом начале я сказал, что телевидение не самая благоприятная среда для выражения мыслей. Я выявил негативную связь между спешкой и мыслительным процессом. Это очень старая тема философского дискурса: еще Платон противопоставлял философов, располагающих временем, людям, находящимся на агоре, городской площади, которые должны быстро принимать решения. Он как бы говорит, что в состоянии спешки невозможно думать. Это откровенно аристократическое заявление, точка зрения человека, занимающего привилегированную позицию, у которого нет недостатка в свободном времени и который не осознает того, что это привилегия. Но мы сейчас говорим не об этом. Несомненно, существует связь между мышлением и временем. И одной из главных проблем, ставящихся телевидением, является вопрос об отношениях между мышлением и скоростью. Можно ли мыслить на скорости? И не обрекает ли себя телевидение, предоставляя слово мыслителям, вроде как способных мыслить в ускоренном темпе, на то, что ему всегда приходится иметь дело только с «fast-thinker' ами», «быстродумами», мыслящими быстрее собственной тени…

Стоит задуматься, почему они способны отвечать этим совершенно особенным условиям, почему у них получается мыслить в условиях, при которых никто уже не мыслит. Ответом, как мне кажется, является то, что они мыслят «готовыми идеями». «Готовые идеи», о которых говорит Флобер, — это идеи, усвоенные всеми, банальные, общие, не вызывающие возражений; это также идеи, усвоенные всеми до того, как вы их усвоили, поэтому проблема восприятия не ставится. Когда речь идет об устном выступлении, книге или телевизионном сообщении, главная задача коммуникации — соответствовать условиям восприятия, для чего необходимо знать, располагает ли слушающий кодом для расшифровки того, о чем в данный момент говорится. А когда вы выдаете «готовые идеи», проблема отпадает сама собой. Коммуникация возникает мгновенно, потому что в каком-то смысле ее не существует. Она является всего лишь видимостью. Обмен банальностями, общими местами есть коммуникация, единственным содержанием которой является сам факт общения. Достоинством «общих мест», играющих огромную роль в повседневном общении, является то, что все способны их воспринимать и воспринимать мгновенно: из-за своей банальности они являются общими как для говорящего, так и для слушающего. В отличие от общих мест, мысль по определению является подрывной: она начинает с разрушения готовых идей, а затем должна привести доказательства. Когда Декарт говорит о доказательстве, он имеет в виду длинную цепочку рассуждений. Это занимает некоторое количество времени, нужно выдвинугь целую серию посылок, связанных союзами «следовательно», «значит», «принимая во внимание что»… Но такое разворачивание мыслящего мышления неразрывно связано со временем.

Если на телевидении предпочитают иметь дело с определенным количеством fast-thinker'oB, предлагающих культурный fast-food, заранее переваренную и передуманную духовную пищу, то — это одно из следствий подчинения необходимости оперативности — не только потому, что они располагают записной книжкой с записанными в ней одними и теми же адресами (для передачи про Россию, надо пригласить г-на или г-жу X, про Германию — г-на Y). Существуют уже готовые собеседники, и это освобождает от необходимости искать кого-либо, кому действительно есть, что сказать. Таковыми часто являются молодые, никому пока не известные, занятые своими исследованиями, люди, не слишком жаждущие иметь дело со средствами массовой информации, и которых к тому же еще нужно поискать, в то время как под рукой есть привычные, готовые разродиться статейкой или дать интервью, завсегдатаи СМИ. Кроме того, чтобы быть способным «думать» в условиях, при которых никто уже не думает, необходимо быть особого рода мыслителем.

Истинно ложные или ложно истинные теледебаты

Наступил момент поговорить о теледебатах. Я не стану долго задерживаться на этом вопросе, поскольку полагаю, что его легче доказать: во-первых, существуют воистину ложные дебаты, которые все сразу же могут признать таковыми. Когда по телевидению вы видите в качестве противников Алена Минка и Жака Аттали, Алена Минка и Ги Сормана, Ферри и Финкелькраута, Жюлиара и Эмбера…, понятно, что это одна компания. (В Соединенных Штатах есть люди, которые зарабатывают на жизнь, путешествуя из одного университета в другой с дуэтом такого типа…). Это люди, которые друг друга хорошо знают, которые вместе обедают и ужинают. (Прочтите дневник Жака Жюлиара под названием «Год обманутых», выпущенный издательством «Seuil» в этом году, и вы поймете, как это все происходит). Например, в передаче Дюрана, посвященной теме «элита», которую я внимательно смотрел, все эти люди были в сборе. Был Аттали, Саркози, Минк… В один прекрасный момент, Аттали, обращаясь к Саркози, произнес: «Николя… Саркози». Между именем и фамилией была короткая пауза: если бы он ограничился именем, всем бы стало ясно, что они из одной компании, что они находятся в близких отношениях, в то время как по всей видимости они представляли две противоположные стороны. Эта маленькая оговорка — свидетельство сообщничества, которое могло пройти незамеченным.