О священстве (6 Слов) - [29]

8. Василий сказал: Что же? Неужели поставлять на управление церковию людей, обращающихся в мире, пекущихся о житейских делах, упражняющихся в распрях и ссорах, исполненных множества несправедливостей и привыкших к роскоши?

Златоуст. Успокойся, блаженный, — сказал я. О таких и думать не должно при избрании священников; но о таких, кто, живя и обращаясь со всеми, мог бы более самих иноков соблюсти целыми и ненарушимыми чистоту, спокойствие, благочестие, терпение, трезвенность и прочия добрыя качества, свойственныя монахам. А кто имеет много слабостей, но в одиночестве может скрывать их, и без общения с людьми оставлять их неприложимыми к делу, тот, выступив пред всеми, не достигнет ничего другого, кроме того, что сделается смешным и подвергнется большей опасности; чего едва не потерпел и я, если бы провидение Божие скоро не отклонило этого огня от главы моей. Когда такой человек будет поставлен на виду, то он не может укрыться, но всегда обличается; как огонь испытывает металлическия вещества, так и клир испытывает человеческия души и распознает, гневлив ли кто, или малодушен, или честолюбив, или горд, или имеет какой-либо другой порок, открывает и скоро обнаруживает все слабости, и не только обнаруживает, но и делает их тягчайшими и упорнейшими. Как телесныя раны, быв растравляемы, делаются неудобоисцелимыми: так и страсти душевныя, быв возбуждаемы и раздражаемы, обыкновенно более ожесточаются и принуждают преданных им более грешить; человека невнимательнаго к себе оне склоняют к славолюбию, к надменности и к корыстолюбию, вовлекают в роскошь, разслабление и безпечность и мало по малу в дальнейшие, рождающиеся от них, пороки. Среди людей много может ослабить ревность души и остановить ея стремление к Богу; и прежде всего обращение с женщинами. Нельзя предстоятелю, пасущему все стадо, пещись об одной части его — о мужчинах, а другую оставить в пренебрежении, т. е. женщин, которыя особенно нуждаются в большей заботливости, по причине удобопреклонности к грехам; но принявший епископство должен заботиться и об их здоровьи, если не в большей, то в равной мере; обязан навещать их, когда оне больны, утешать, когда скорбят, укорять предающихся безпечности, помогать бедствующим. А при исполнении этого лукавый найдет много путей к нападению, если кто не оградит себя тщательным охранением. Взор не только невоздержной, но и целомудренной женщины поражает и смущает душу, ласки обольщают, почести порабощают, и пламенная любовь — эта причина всех благ — делается причиною безчисленных зол для тех, которые неправильно пользуются ею. Также и непрестанныя заботы притупляют остроту ума и способнаго возноситься подобно птице делают тяжелее свинца; и гнев, овладевая душе, омрачает всю ея внутренность, подобно дыму. Кто может исчислить прочия вредныя действия — обиды, порицания, укоризны от высших и от низших, от разумных и от неразумных?

9. Особенно люди, неспособные к правому суждению, бывают взыскательны и не скоро принимают оправдание. Доброму предстоятелю нельзя презирать и этих людей, но должно отвечать на обвинения всех их с великою кротостию и с готовностию — лучше прощать им неразумныя укоризны, нежели досадовать и гневаться. Если блаженный Павел, опасаясь со стороны учеников подозрения в хищении, допустил и других к распоряжению деньгами, — да не кто нас, говорит, поречет во обилии сем, служимем нами (2 Кор. VIII, 20), — то не должны ли мы делать все, чтобы уничтожить худом подозрения, хотя бы оне были ложны, хотя бы безразсудны и весьма несообразны с нашею славою? Ни от какого греха столько не далеки мы, как Павел от хищения; и однако он, столь далекий от этого худого дела, не пренебрег подозрением народа, хотя весьма безсмысленным и безумным; ибо действительно безумно было подозревать в чем-либо подобном эту блаженную и дивную главу. Не смотря на то, что это подозрение было так безразсудно и могло быть разве у какого-нибудь сумасшедшаго человека, тем не менее Павел заранее устраняет причины его; он не презрел безразсудности народа, и не сказал: кому может придти на мысль подозревать меня в этом, когда и чудеса и скромность жизни приобрели мне от всех уважение и удивление? Совершенно напротив, он предвидел и предполагал это дурное подозрение, и вырвал его с корнем, или лучше, не допустил появиться и началу его. Почему? Потому, что промышляем добрая, говорит он, не токмо пред Богом, но и пред человеки (ст. 21). Столько и даже еще более надобно стараться о том, чтобы не только истреблять и останавливать возникающую худую молву, но и предвидеть издалека, откуда она могла бы произойти, наперед уничтожать причины, от которых она происходит, и не ждать, пока она составится и распространится в устах народа; потому что тогда уже не легко истребить ее, но весьма трудно, и может быть даже не возможно, и притом будет опасно, чтобы не произошел вред для народа. Впрочем доколе я не остановлюсь, преследуя недостижимое? Исчислять все здешния трудности значит не что иное, как измерять море. Если и тот, кто чист от всякой страсти, что впрочем не возможно, — неизбежно подвергается безчисленным горестям для исправления погрешностей других, то при собственных слабостях, представь, какую бездну трудов и забот и какия страдания должен перенести желающий преодолеть и свои и чужие пороки!