— Постой, постой, — сказал сверху капитан, — посчитать надо… Сколько тут?
— Не продаются, — ответил Матвей.
— Как так? А зачем же сигналили?
— А вот упавший с парохода мальчик, — указал Матвей на Власа. — Он с «Пирогова» ночью свалился и на остров выплыл.
После таких слов все обратились к не замеченному прежде Власу. Сразу забылись стерляди, и Влас завладел вниманием.
Генерал, профессор, женщины в пестрых платьях, мужчины в пижамах, сам капитан — все расспрашивали, как это было.
И на все вопросы отвечал почему-то Матвей, словно Влас был немым и глухим.
И, когда любопытство и тревога мало-помалу улеглись, он сказал:
— А стерляди — это ему на дорогу. Сам ловил.
При этих словах Влас не без тщеславия кивнул головой.
— Вот оно, дело-то какое! — вздохнул капитан. — А я думал, обыкновенная история: наловили квасьевские мальчишки стерлядей и выехали поменять на соль, на спички, на хлебное удовольствие… Живут здесь весь покос, как юные дикари… Пока рыбаки косят — снасти караулят. Ловки ловить стерлядей… И пароходы приманивать… Идя навстречу интересам пассажиров, клюем, признаться, на эту приманку… Уж очень рыба-то необыкновенная. По вкусовым качествам в мире нет такой… Нектар богов, а не уха из нее. Сами понимаете.
Многие пассажиры понимали. И генерал, опершись на плечо Власа и заглянув ему в глаза, сказал:
— Ну что ж, распоряжайтесь, молодой человек, чтоб приготовили уху в честь вашего необыкновенного приключения!
Влас кивнул головой, и корзинка со стерлядями исчезла в камбузе в одну минуту.
На пристани Елатьма, где слез Матвей, ему выбросили через борт корзинку. Он, надев ее на голову, как фокусник, пошел прочь, сверкая глазами сквозь решетку прутьев, известной всем мальчишкам походкой, когда палец на ноге ушиблен и приходится перескакивать на пятке.
Влас с восторгом проводил его благодарным взглядом, забыв поблагодарить на словах.
Да, собственно, этого и не требовалось; мальчишки Квасьева долго еще гордились тем, что они прослыли по Оке героями, умеющими останавливать пароходы и спасать падающих в воду мальчишек. И все капитаны пассажирских пароходов, проплывавших мимо их острова, рассказывали о них легенды своим пассажирам. И притормаживали ход, ожидая, не выплывет ли лодка с заветными дарами красавицы Оки.
Что же сказать еще о Власе?
Дальше он ехал без всяких приключений. И при полной свободе. Никто не говорил ему теперь «нельзя», «не смей», «не трогай», как человеку, видавшему виды. И он вел себя спокойно и мудро. В меру перчил уху, сколько нужно брал горчицы, не капризничал за едой, не лез в разговоры взрослых, не болтал под столом ногами.
Всем новым пассажирам люди рассказывали теперь о нем. Да так, что женщины смотрели на Власа с испугом, мужчины — с задумчивой усмешкой, мальчишки — с завистью, девчонки — с обожанием.
А капитан, который взял его в свою каюту до Мурома, на каждой пристани обязательно о нем заговаривал.
— А что, — спрашивал он вахтенных, — сильно волновались на «Пирогове», пока не получили телеграммы?
И отвечал на расспросы:
— У нас, у нас, как же, доставим в целости.
По-видимому, он был очень горд, что везет мальчика, попавшего в такое приключение, о котором всю навигацию будут говорить на Оке.
Но самое необыкновенное ждало Власа в Муроме. Его встречала целая делегация: дядя Саша, бабушка и все его муромские тети, дяди, братья и сестры. Были поцелуи, объятия, но никто не взял его за руку и не повел, как маленького. Никому это даже в голову не пришло — так потрясло родичей приключение Власа.
Только рыжий мальчишка, каким-то образом очутившийся тут же, среди встречающих, сказал так, что расслышал один Влас:
— Подумаешь… Кабы нарочно, а то нечаянно…
Конечно, он злился, что сам не догадался упасть с парохода. Поэтому Влас лишь снисходительно улыбнулся. И пожалел, что нет еще удильщиков и озорных девчонок. Неужели они будут жить на свете, не зная, как отличился мальчишка в пижаме, над которым они посмеивались, считая его ни на что не способным маменькиным сынком…
Эта мысль его долго мучила.
