О себе, о людях, о фильмах - [104]

Луазо продолжает есть, пихает жену локтем и подговаривает. И опять она на каждый толчок отрицательно трясет головой.

Граф и Каррэ-Ламадон прилагают все усилия, чтобы не глядеть на жующего Корнюдэ, борода которого ходит ходуном от удовольствия. Каррэ-Ламадона буквально тошнит от такого соседства.

Луазо уже приготовился очередной раз толкнуть жену, но та, вдруг схватившись обеими руками за живот, со стоном кивнула головой. Луазо немедленно с любезной улыбкой склонился вперед, прося кусочек для жены.

Мимо отчаянно глядящих в потолок графа и Каррэ-Ламадона нагибается вперед Луазо, его рука выходит за кадр и возвращается с блюдом мяса.

Над носом у побледневших от тоски графини и Каррэ-Ламадона проносится блюдо с мясом и оказывается на коленях г-жи Луазо, которая мрачно накидывается на мясо, даже не поблагодарив.

Яростно работает Корнюдэ, держа в одной руке кусок мяса, в другой кусок хлеба. Каррэ-Ламадон близок к обмороку. Он готов убить этого неопрятного, грубого, пошлого демократа.

Едят монахини.

Ест Пышка.

Жрет г-жа Луазо.

Уплетает г-н Луазо.

Еле успевают поворачивать головы граф и Каррэ-Ламадон, мимо которых проносится пища. Каррэ-Ламадон мечет взоры ненависти в сторону Корнюдэ.

Г-жа Каррэ-Ламадон вдруг со вздохом падает без чувств на плечи испуганной графини.

Вскочил супруг. Застыл граф.

Застыли супруги Луазо, испуганно глядя, машинально дожевывая куски.

Застыл, разинув рот, Корнюдэ, зажимая в руке кусок цыпленка.

Застыла в испуге Пышка.

Г-жа Каррэ-Ламадон лежит без чувств на плече графини. Каррэ-Ламадон, сидя перед ней на корточках, в панике тормошит ее, кричит:

— Помогите… Помогите… же.

Никто из находящихся в кадре не помогает. Супруги Луазо сидят, растерянно глядя по сторонам, зажимая в руках цыплячьи ножки и крылышки. Г-жа Каррэ-Ламадон (в правой части кадра) продолжает лежать без чувств. В кадр наклоняется старшая монахиня с бокалом вина в руке.

(В кадре монахиня, г-жа Каррэ-Ламадон и Каррэ-Ламадон у ног супруги.) Старшая монахиня подымает голову г-жи Каррэ-Ламадон, вливает ей в рот несколько капель вина. Молодая женщина открывает глаза, судорожно вздыхает, слабо улыбается. Старшая монахиня сурово поворачивается на аппарат, говорит:

— Это от голода.

(В кадре та же группа и графиня.) Сказав реплику, старшая монахиня сурово садится. Графиня смущенно отворачивается, г-жа Каррэ-Ламадон откидывается назад. Каррэ-Ламадон подымается с корточек и выходит из кадра, очевидно, садясь на свое место. Все действия одновременны. Все смущены, как будто их уличили в чем-то нехорошем.

Пышка, сидевшая с куском цыпленка на вилке и испуганно глядевшая на происходящее, заволновалась, засуетилась, схватила блюдо, но, не решившись протянуть его, только приподняла. Она смущенно бормочет:

— Ах, боже мой, да если бы я смела предложить это нашим господам.

Пышка с блюдом в руках напряженно и испуганно ждет ответа, смущаясь своей собственной смелости.

(В кадре Луазо, граф, г-жа Луазо.) Луазо встрепенулся, энергично махнул рукой, горячо заговорил:

— Черт побери, все люди братья, к чему церемониться.

(Та же группа со включением Каррэ-Ламадона.) Граф и Каррэ-Ламадон дипломатично и слегка смущенно молчат. Супруги Луазо с кусками в руках ждут ответа.

Графиня и г-жа Каррэ-Ламадон переглядываются, смущенно молчат.

Ждет Пышка с блюдом в руках. Застыл Корнюдэ.

Ждут монахини с кусками в руках.

Луазо энергично толкает графа локтем и подмигивает ему: «Да соглашайтесь, мол». Граф нейтрален.

Г-жа Луазо точно так же кивает графине «Соглашайтесь, мол, не церемоньтесь».

Луазо, граф, Каррэ-Ламадон, Луазо продолжают прежнюю игру. Каррэ-Ламадон вопросительно смотрит на графа. Граф выпрямляется. Луазо и Каррэ-Ламадон застыли. Откашлявшись, граф вставляет в глаз монокль, секунду испытующе смотрит в сторону Пышки, величественно склоняется и с любезной, снисходительной улыбкой изрекает:

— Мы, сударыня, принимаем ваше предложение.

Просияли Луазо и Каррэ-Ламадон, особенно Каррэ-Ламадон.

Просияла Пышка, поспешно протянула блюдо за кадр.

Просияли монахини.

Улыбнулись графиня и г-жа Каррэ-Ламадон.

Несколько рук погрузились сразу в корзину.

Граф получил в руки блюдо.

Графиня приняла передаваемый кусок цыпленка и булочку.

Жует рот, сверкают глаза.

Жует рот, сияет радостно лицо.

Рука лезет в корзину.

Рот.

Рот.

Рука лезет в корзину.

Рот.

Руки, руки, руки лезут в корзину, выхватывая из нее свертки, куски, бутылки.

Пустая корзинка. Рука медленно бросает в нее скомканную салфетку.

Пышка, оживленная, смеющаяся, задвигает корзинку ногой под скамейку.

Дамы. Они сыты и довольны. Только г-жа Луазо угрюма, как всегда. Графиня любезна, покойно и добродушно говорит:

— Я лучше умру, чем подам немцу руку.

(Графиня, г-жа Луазо, граф.) Луазо, ковыряя в зубе, глядя на мир маслянистыми глазами, произносит:

— Это настоящие свиньи, их нужно уничтожить.

(Луазо, граф, Каррэ-Ламадон.) Каррэ-Ламадон борется с дремотой. Граф покойно произносит:

— Франция еще отомстит за себя.

(Граф, Каррэ-Ламадон, Корнюдэ.) Корнюдэ, величественно выпрямившись, подтверждает:

— Ненависть к врагу — это долг гражданина.

(Корнюдэ, Пышка.) И, сказав эту тираду, он осторожно запускает руку назад. Пышка, восторженно слушающая, впитывающая эти патриотические речи, вдруг вздрагивает, глядит на Корнюдэ. Но он сидит как ни в чем не бывало. Рука уже вновь появилась на колене. Пышка вновь приготовилась слушать патриотические речи, которые нравятся ей своей возвышенностью.