О себе - [2]

Писатель раскрыл книгу, но не смотрел в нее, а напевно декламировал по памяти:

- Фабрика - это динозавр... поднимающий голову над миазмами узких улиц... над болотом домов. Он несет разрушение... у него металлические каблуки... его внутренности - машины... его пасть - дверь, а за ней - вы, рабочие... Он уносит с собой вашу молодость... вашу гладкую шею... лицо без единой морщины... ваш смех... Сквозь солнечные дни... сквозь месяцы... сквозь годы... сквозь жизнь - тысячи жизней; он будет высасывать все живое из вашего молодого, крепкого тела... пока ваша кожа не покроется морщинами, руки не станут дрожать, пока пыль не пропитает ваши легкие и плевок не окрасится красным, а смех не превратится в слезы... Он доведет вас до погибели. Король Тиранозавр доведет вас до погибели. Опьяненный грохотом, он выплевывает башмаки и туфли, которые вы делаете... красные туфельки танцовщиц, башмаки работяг... тысяча пар в день. ТЫСЯЧА ПАР В ДЕНЬ... Фабрика... Динозавр... Король Тиранозавр.

Нетрудно догадаться, почему издатели отказывались публиковать этот, роман. Я нарисовал слишком неприглядную картину жизни того времени, когда людей обманывали, внушая им, что все идет как нельзя лучше - стоит только хорошо потрудиться, и они заработают кучу денег. То были годы Большого кризиса, многие, чуть ли не умирали с голоду. Я был одним из них. Я приехал из деревни, и мне позарез нужна была работа, но я никак не мог устроиться сложность моего положения усугублялась тем, что я калека. Это был очень тяжелый период в моей жизни.

За те десять лет, пока мой первый роман так и не находил издателя, я написал еще четыре книги. И когда они вышли, они приобрели широкую известность. Одна из них - "Это мой народ". Но ту, первую мою книгу пог прежнему никто так и не желал печатать. Вот тогда-то ее рукопись и прочел учитель технического колледжа в Перье, отпечатал и выпустил. А один книжный магазин, где продавалась прогрессивная литература, закупил почта весь тираж - 2000 экземпляров - и продавал по три шиллинга за книгу. Таким образом, какое-то время спустя я получил свою долю - деньги небольшие, но я еще в жизни таких не зарабатывал.

Однажды сюда приехал из Советского Союза замечательный человек журналист и писатель. Он прочел многие мои новеллы и сказал: "Как прекрасно вы пишете о детях! Мне так понравилось. Можно я возьму ваши рассказы с собой в Москву?" А между тем были и такие, кто критиковал меня тогда именно за то, что я уделяю так много внимания детям и отошел от показа жизни рабочих. Это: меня подзадорило, и я начал писать статьи для еженедельника "Уоркерс войс". Собственно, вот тогда-то я и начал систематически заниматься журналистикой. Одна моя статья называлась "Пролетарская книга с картинками". Я рисовал свои "картинки" на улице, прямо с натуры.

К тому времени меня выгнали с работы. И я был одним из тех безработных, кто обычно ходил к зданию Армии спасения, где нам предоставляли бесплатный ночлег. Нередко мне тоже случалось просить там ночлега, и я сделал для себя открытие, что люди, которые помогали мне больше других, сами очень нуждались и страдали. Это меня многому научило, закалило. Разговаривая с ними, я стал осознавать, что ведь я же просто счастливчик. Постепенно я укреплялся в своем чувстве. Оно вошло в меня, и я стал жить жизнью счастливого человека, светлой и полной надежд. И я прожил чудесную жизнь. Когда я сталкивался с людьми, которые перенесли страдания, они говорили мне: знаешь, а ведь все не так уж и плохо, верно?

Помнится, один человек сказал мне (это было позднее): "Знаешь, Алан, а ведь ты счастливый человек, ты можешь купить себе новую машину без налога. Практически ты можешь купить новую машину за деньги, вырученные от продажи старой. Значит, сказал он, ты счастливый человек, потому что тебе не надо тратиться. Как же это здорово! Понимаешь, ты никогда не бываешь в убытке". Я ответил ему на это: "Знаешь, Матчин, я понимаю, что я счастливый человек, и с удовольствием поделился бы с тобой своим счастьем. Так что, если у тебя есть большой топор, принеси его мне, я достану полено, положу на него твою ногу и отрублю ее, и тогда ты тоже будешь покупать себе машины без налога. И еще я сказал: "Твоя жизнь будет счастливой - у тебя будет чертовски счастливая жизнь, Матчин, совсем как моя". Но он не оценил или не понял моей шутки.

Сколько времени уже длится это интервью-монолог? Во всяком случае, давно пора уже было бы спросить, не утомила ли писателя наша беседа.

- Что вы! - вскричал он с лукавой улыбкой. - Просто не припомню, когда я чувствовал себя так превосходно!

Было ли это данью гостеприимству или нежеланием прерывать воспоминания?

Перезаряжая кассету и воспользовавшись паузой, передаю Маршаллу привет от общества дружбы "СССР-Австралия".

- Да, дружба между нашими странами существовала издревле: еще раньше, чем зафиксировано письменной историей, австралийские аборигены принимали гостей из Сибири - птиц, прилетавших сюда на зимовье.

Едва прередохнув, Маршалл продолжал рассказ:

- Итак, к тому времени я вступил в Лигу писателей - то была левая организация, практически она состояла из одних коммунистов. И они стали моими друзьями и помощниками. Впоследствии меня выбрали ее председателем. Вот тогда-то я и научился выступать - прежде я всегда ужасно смущался.