О, счастливица! - [18]

– Нет! Это лик Иисуса Христа.

– Ладно, я пошел.

– Фингал!

Он решил было, что эта фигня с Иисусом пройдет, как только мать протрезвеет, но ошибался. Она весь день провела в молитвах на обочине, и следующий день тоже. Какие-то отдыхающие христиане отдали ей бледно-голубой зонтик от солнца и сумку-холодильник, полную сладкой шипучки. В субботу в город приехал журналист с телестанции Орландо вместе со съемочной группой. Вскоре Иисус – Дорожное Пятно был известен на всю округу – как и Фингалова мать. И с тех пор все у Фингала в жизни пошло наперекосяк.

В один прекрасный день он вернулся домой и увидел, что она сжигает его коллекцию компакт-дисков с хэви-метал, которые взяла в привычку называть «пластинками дьявола». Она запретила ему пить пиво и курить и пригрозила лишить еженедельных пяти долларов на карманные расходы, если по вечерам в пятницу он не будет оставаться дома и петь гимны. Чтобы свалить из дома (а также подальше от паломников, регулярно приезжавших фотографировать мать), Фингал записался в армию. Не прошло и месяца, как он плюнул на начальную боевую подготовку и вернулся в Грейндж, на двадцать фунтов легче, но беспредельно угрюмее, чем уезжал. Для пребывавшего в депрессии рынка труда у Фингала не было ни толкового образования, ни практических трудовых навыков, поэтому он устроился в ночную смену в «Хвать и пошел», по субботам две смены. Почти ничего не происходило, кроме краж, обычно случавшихся каждые вторые или третьи выходные. Иногда ночью не набиралось и полудюжины покупателей, и у Фингала была масса свободного времени, чтобы помусолить последний «Хастлер» или «Суонк». Он всегда благоразумно укрывался с эротическими журналами за проходом с замороженной едой, единственным в магазине местом, скрытым от рыбьего глаза камеры слежения. Фингал разрезал журналы и расставлял свои любимые снимки голых кисок вдоль плексигласовой крышки морозильника с мороженым – там было холоднее, чем у жабы на загривке, но он не мог рисковать и попасться ближе к входу. Мать бы удар хватил, если б ее единственного сына уволили за дрочку на работе, особенно записанную на видеопленку. Фингал ужасно злился на мать, но расстраивать ее не хотел.

В два часа ночи 27 ноября он скрючился было в возбуждении над «Лучшими сиськами», как вдруг услышал звон кошачьего колокольчика над входной дверью в магазин. Фингал спрятал свое хозяйство и помчался к стойке. Ему понадобилась пара секунд, чтобы узнать в двух покупателях тех самых мужчин, что заходили за вяленым мясом и билетами «Пальцем в небо». Они явно жутко подрались в баре.

– Блин, ребята, что с вами стряслось? – спросил Фингал.

Низенький, одетый в камуфляж, попросил пластырь. Тот, что с хвостом, выбрал эль. Фингал старался – наконец-то хоть что-то волнительное! Он помог мужчинам промыть и заклеить многочисленные раны. Камуфляжный представился Бодеаном Геззером. Бод, если короче. Сказал, что его друга зовут Пухл.

– Рад знакомству, – ответил Фингал.

– Сынок, нам нужна твоя помощь. '

– О'кей.

– В Бога и семью веришь? – спросил Бод.

Фингал засомневался. Только этого не хватало – опять паломники! Но потом Пухл выдал:

– В оружие веришь?

– В свое право носить оружие, – уточнил Бод Геззер. – Согласно Конституции.

– Конечно, – согласился Фингал.

– Ружье у тебя есть?

– Ясное дело, – ответил Фингал.

– Отлично. А белые люди – веришь в белых людей?

– А то!

– Хорошо, – сказал Бод Геззер.

Он велел Фингалу как следует посмотреть на себя. Посмотреть, чего он добился за прилавком этого ебаного круглосуточного магазинишки, в ожидании кубинцев, негров, евреев и, возможно, даже парочки индейцев.

– Сколько тебе лет, парень? – спросил Пухл.

– Девятнадцать.

– И это и есть твой великий план на всю жизнь? – Пухл усмехнулся, обведя рукой магазин. – Это и есть, как его там, твое по праву рождения?

– Да нет же, блин! – Фингалу трудно было встречаться с Пухлом взглядом; рассеченное веко смущало и бросало в дрожь. Опущенная часть висела, бледная и немигающая, точно оборванная занавеска, за которой периодически исчезало желтушное, налитое кровью глазное яблоко.

– Спорим, ты не знал, – сказал Бод Геззер, – что налоги, которые ты платишь со своих с трудом заработанных долларов, идут на то, чтоб дикая армия НАТО вторглась в США.

Фингал не понял, о чем говорит человек в камуфляже, но не подал виду. Он никогда не слышал о НАТО, а налогов, уплаченных им за всю жизнь, не хватило бы на коробку патронов, и уж тем более на целое вторжение.

Его внимание привлек свет фар на автостоянке – к заправке подъезжал «додж-караван», полный туристов.

Пухл нахмурился:

– Скажи им, что закрыто.

– Что?

– Быстро! – рявкнул Бод.

Продавец сделал, как было велено. Когда он вернулся в магазин, мужчины шептались друг с другом.

Тот, кого звали Пухлом, объявил:

– Мы тут болтали, дескать, из тебя вышел бы прекрасный новобранец.

– Для чего? – спросил Фингал

Бод понизил голос:

– Тебя хоть как-то волнует спасение Америки от верной гибели?

– Наверное. Конечно. – Затем, подумав: – Мне надо будет бросить работу?

Бод Геззер с серьезным видом кивнул.

– Вскоре, – ответил он.

Фингал слушал, как мужчины объясняют, что Америка совершила неверный шаг, позволив Вашингтону попасть в лапы коммунистов, лесбиянок, голубых и допускавших смешанные браки. Фингал с досадой узнал, что сейчас бы он, наверное, уже