О русском национальном сознании - [31]

Так писал Белинский после выхода "Мертвых душ". Однако сразу после опубликования этой статьи он познакомился с брошюрой Константина Аксакова "Несколько слов о поэме Гоголя...", где "Мертвые души" рассматривались, в частности, как возрождение древнего эпоса. И поскольку концепция Аксакова разумеется, весьма односторонняя - была аргументом в пользу славянофильских идей, Белинский немедленно выступил с резкой полемикой. Он писал, в частности: "В "Илиаде" жизнь возведена на апофеозу; в "Мертвых душах" она разлагается и отрицается".

Здесь Белинский отказывается - явно в тактических целях - от некоторых предшествующих определений. То, что это был именно тактический ход, явствует из следующего. Через пять лет, в 1847 году, Белинский полемизировал с Самариным, который, критикуя натуральную школу, писал о ней: "Материал дан Гоголем, или, лучше, взят у него: это пошлая сторона нашей действительности". И здесь Белинский возражает Самарину как раз с противоположной точки зрения. Поскольку в данном случае ему важно было показать, что натуральная школа вовсе не ограничивается "пошлой стороной", Белинский пишет, что определение Самарина "нельзя принимать за полное и окончательное суждение о Гоголе... Гоголь написал "Тараса Бульбу"... Видно, что поэма эта писана тою же рукою, которою писаны "Ревизор" и "Мертвые души". В ней является та особенность, которая принадлежит только таланту Гоголя... Тарас Бульба так же исполнен комизма, как и трагического величия; оба эти противоположные элементы слились в нем неразрывно и целостно... Вот где, нам кажется, должно искать существенной особенности таланта Гоголя".

Тогда же Белинский пишет Кавелину о героях "Мертвых душ": "А вы правы, что собственно в них нет ни пороков, ни добродетелей". Гоголь "столько же трагик, столько и комик, но... отдельно тем или другим он редко бывает в отдельном произведении, но чаще всего слитно тем и другим. Комизм - слово узкое для выражения гоголевского таланта. У него и комизм-то выше того, что мы привыкли называть комизмом... Между Гоголем и натуральной школою - целая бездна". Поэтому, признается Белинский, "заранее чувствую тоску при мысли, что мне надо будет писать о Гоголе... надо будет говорить многое не так, как думаешь" (курсив мой.- В.К.).

Все это необходимо иметь в виду, исследуя полемику Белинского и Аксакова. Если отбросить неверную, продиктованную "политическими" требованиями мысль Аксакова о том, что в "Мертвых душах", как он утверждал, "древний эпос восстает перед нами", в реальных позициях спорящих мы обнаружим и сходные моменты.

Аксаков писал: "В отношении к акту творчества, в отношении к полноте самого создания - Гомера и Шекспира, и только Гомера и Шекспира, ставим мы рядом с Гоголем"54. Конечно же, "Мертвые души" несовместимы с гомеровскими эпопеями и существеннейшим образом отличаются от шекспировских трагедий (не следует только забывать, что Шекспир писал и комедии). И Белинский совершенно прав, утверждая, в противовес Аксакову, что в поэме Гоголя нет того "содержания", которое присуще этим эпопеям и трагедиям55. Однако нельзя не видеть, что Белинсккий здесь же соглашается с Аксаковым в самом главном, и тогда он замечает: "Действительно, Гоголь обладает удивительною полнотою в акте творчества".

Через пять лет Белинский (в статье против Самарина) недвусмысленно заявит, что Гоголь схватывает бытие "во всей полноте и целости его действительности", что в его творчестве осуществлено слияние "серьезного и смешного, трагического и комического, ничтожности и пошлости "жизни со всем, что есть в ней великого и прекрасного". И Белинский придет здесь к выводу, что "из всех известных произведений европейских литератур пример подобного, и то не вполне, слияния... представляет только "Дон Кихот" Сервантеса" (курсив мой.- В.К.)56 .

Что же получается? Возражая в 1842 году против тезиса Аксакова, что Гоголь по характеру "акта творчества", по его полноте сопоставим только с Гомером и Шекспиром, Белинский сам в 1847 году утверждает, что Гоголь в этом отношении сопоставим только с Сервантесом...

О чем же идет речь? Если не обращать внимания на издержки полемики, оказывается, что Белинский и Аксаков в конечном счете оба стремятся понять поэму Гоголя как совершенно особенное - на фоне современной европейской литературы - явление. Оба они, в сущности, утверждают своего рода "ренессансную" природу искусства Гоголя. Причем речь идет не о содержании и форме, а о самом акте творчества - то есть, в современной терминологии, о художественном методе. Это метод, родственный ренессансному реализму. Отсюда и возникает сопоставление с Шекспиром (Гомер - это, уж конечно, явление совершенно иного состояния мира, и Аксаков неправомерно ставит его эпопеи в один ряд с искусством Шекспира) и - у Белинского - с Сервантесом.

Несколько позднее, в 1852 году, о том же говорил Аполлон Григорьев: "Сравнивая юмор Гоголя с юмором других великих юмористов, каковы, например, Стерн, Ж.Поль Рихтер, Диккенс, Гофман, мы... убеждаемся в совершенной его особенности, ...юмор Гофмана только в эксцентричностях находит спасение от удушливой тюрьмы филистерства; Диккенс так же полон любви, как Гоголь, но его идеалы правды, красоты и добра чрезвычайно узки, и его примирение, по крайней мере для нас, русских, довольно неудовлетворительно, чтоб не сказать пошло; юмор Стерна весь вышел из скептицизма ХVIII века и разлагается на две составные части: на слезливую сентиментальность и на скептическую иронию Гамлета над черепом Йорика. Юмор Гоголя полон, целен, неразложим, ибо Гоголь не только юморист, а великий поэт, или юморист постольку, поскольку юморист творец Фальстафа..." Натура Гоголя многостороння и, стало быть, способна отражать в себе действительность со всем бесконечным разнообразием ее явлений..." (курсив мой.- В.К.).