О религии Льва Толстого - [31]

Учение Л. Н. Толстого, так недавно еще ушедшего от нас, достаточно знакомо русскому обществу. Подробно излагать это учение не буду, но отмечу те основные положения, которыми определяется взгляд гр. Толстого на отношение Евангелия к жизни. Первое утверждение в этом случае — утверждение жизненности евангельского идеала нравственного совершенства. «Христов идеал — приводит Лев Николаевич слова, типичные для современного христианина, — недостижим, поэтому не может служить нам руководством в жизни; о нем можно говорить, мечтать, но для жизни он неприложим»[27]. Действительность, как уже было упомянуто, видимо подтверждала подобные соображения: всеми признавалась высота и чистота Христова учения, но жизнь утверждалась на других основах. Но с этим-то рассуждением и не соглашается прежде всего гр. Толстой. «Это рассуждение, говорит он, с самого начала неверно; неверно прежде всего то, чтобы идеал бесконечного совершенства не мог быть руководством в жизни, и чтобы нужно было, глядя на него, или махнуть рукой, сказав, что он мне не нужен, так как я никогда не достигну его, или принизить идеал до тех ступеней, на которых хочется стоять моей слабости… Идеал совершенства, данный Христом, не есть мечта или предмет риторических проповедей, а есть самое необходимое, всем доступное руководство нравственной жизни людей… В каком бы ни находился человек положении, всегда достаточно учения идеала, данного Христом, для того, чтобы получить самое верное указание тех поступков, которые должно и не должно совершать. Но надо верить этому учению вполне, этому одному учению, — перестать верить во все другие… Христианское учение идеала есть то единое учение, которое может руководить человечеством. Нельзя, не должно заменять идеал Христа внешними правилами, а надо твердо держать этот идеал перед собой во всей чистоте его и, главное, верить в него»[28]. Итак, Евангелие возвещает жизненную истину. «Христос учил истине, и если истина отвлеченная есть истина, то она будет истиною и в действительности. Если жизнь в Боге есть единая жизнь истинная, блаженная сама в себе, то она истинна, блаженна здесь на земле при всех возможных случайностях жизни. Если бы жизнь здесь не подтверждала учения Христа о жизни, то это учение было бы не истинно»[29]. И сам Христос «понимал свое учение не как какой-то далекий идеал человечества, исполнение которого невозможно… Он понимал свое учение, как дело, такое дело, которое спасет человечество. И Он не мечтал на кресте, а кричал и умер за свое учение, и также умирали и умрут еще много людей. Нельзя говорить про такое учение, что оно мечта»[30]. Конечно, христианский идеал бесконечного совершенства не может быть всецело достигнут человеком как существом ограниченным. Но вся жизнь последнего должна определяться стремлением приближаться к этому идеалу, осуществлять его, и в этом только случае самый идеал будет жизненным. «Совершенство, указываемое христианам, — бесконечно и никогда не может быть достигнуто, и Христос дает свое учение, имея в виду то, что полное совершенство никогда не будет достигнуто, но что стремление к полному бесконечному совершенству постоянно будет увеличивать благо людей, и что благо это поэтому может быть увеличиваемо до бесконечности… Истинная жизнь, по прежним учениям, состоит в исполнении правил закона; по учению Христа, она состоит в наибольшем приближении к указанному и сознаваемому каждым человеком в себе божескому совершенству… Только этот идеал полного бесконечного совершенства действует на людей и подвигает их к деятельности. Умеренное совершенство теряет свою силу воздействия на души людей. Учение Христа только тогда имеет силу, когда оно требует полного совершенства, т. е. слияния божеской сущности, находящейся в душе каждого человека, с волей Бога, — соединения сына с Отцом… Жизнь человеческая есть составная из жизни животной и жизни Божеской. И чем больше приближается эта составная жизнь к жизни Божеской, тем больше жизни. Жизнь по учению христианскому есть движение к Божескому совершенству». «Учение Христа руководит людьми указанием им того бесконечного совершенства, к которому свойственно произвольно стремиться всякому человеку, на какой бы ступени несовершенства он ни находился»[31]. И, по мысли гр. Толстого, в Нагорной проповеди выражен Христом и вечный идеал, к которому свойственно стремиться людям, и та степень его достижения, которая уже может быть в наше время достигнута людьми»[32]. И заповеди Нагорной проповеди[33], по гр. Толстому, суть только как бы «заметки на бесконечном пути совершенства, к которому идет человечество», и заповеди эти не какой-либо недостижимый идеал, но обязательная норма жизни, которая указывает «степень, ниже которой вполне возможно не спускаться в достижении идеала»[34]. Много спорили с Л. Н. Толстым относительно правильности понимания им частного смысла этих заповедей, но общий смысл их бесспорен, конечно, одинаково и для православного богослова, и для гр. Толстого. Все согласны с тем, что в человеческом обществе, живущем по закону Христову, не должно быть гнева, развода, клятвы, насилия, вражды национальностей… Сущность и жизненный интерес спора сосредоточивался не на том, можно ли оставить в Евангелии Матфея 5, 22 слово «напрасно» или как понимать слова стиха 32: «кроме вины любодеяния», — но на том: эти заповеди могут ли и должны ли стать действительным руководством в жизни современного христианского общества, или же должны считаться нормами недостижимо-идеальными, осуществление которых возможно лишь в каком-то новом совершенном обществе, в каком-то неизвестном будущем. И гр. Л. Н. Толстой с истинным духовным мужеством взял на себя задачу доказать, что эти заповеди — не утопические мечтания, но истинно жизненные правила поведения; что и теперь, когда в жизни царят тьма и злоба, эти заповеди в своем осуществлении должны явиться источником света в жизни и путем к ее совершенствованию. В этом именно, пункте учение Льва Николаевича поднимается на высоту истинно христианского воодушевления, и защита высшей разумности и спасительности учения Христова останется навсегда памятником того, насколько человеческая совесть способна постигать духовную силу добра. Для Льва Николаевича центр тяжести в отрицательных, по его терминологии, заповедях Нагорной проповеди и заключается в учении Господа о непротивлении злу или злому. Поэтому и свою мысль о том, что заповеди Христовы исполнимы здесь и теперь, гр. Толстой утверждает главным образом на доказательстве того, что исполнение заповеди о непротивлении возможно для современного человека, и направлена эта заповедь не к тому, чтобы увеличить его страдания, но напротив, к повышению его блага и истинной радости. Подобный же смысл имеют и другия заповеди Христа Спасителя: они отвечают вполне внутреннему стремлению нашего сердца и должны явиться не обременением нашей жизни, но спасти ее от гибели. «Христос не призывает к худшему от лучшего, а напротив — к лучшему от худшего. Он жалеет людей… Он говорит, что ученики Его будут гонимы за Его учение и должны терпеть и переносить гонения мира с твердостью. Но Он не говорит, что, следуя Его учению, они будут терпеть больше, чем следуя учению мира; напротив, Он говорит, что те, которые будут следовать учению мира, те будут несчастны, а те, которые будут следовать Его учению, те будут блаженны… Разбирая отвлеченно вопрос о том, чье положение будет лучше: учеников Христа или учеников мира, нельзя не видеть, что положение учеников Христа должно быть лучше уже потому, что ученики Христа, делая всем добро, не будут возбуждать ненависти в людях. Ученики Христа, не делая никому зла, могут быть гонимы только злыми людьми; ученики же мира должны быть гонимы всеми, так как закон жизни учеников мира есть закон борьбы, т. е. гонение друг друга»