О пути Мадьяр с Урала в Лебедию - [9]

“… А затем сейчас же говорите (стр. 214): „Перейдя с Оки (вероятнее всего р. Упою) на Дон“, и проч. Но ведь выше вы считали, что средний путь в Биармию лежит на Прони, зачем же было Мадьярам на Угру и Упу забираться, даже если б они лесом шли, ведь это крюк большой. Но так как они лесом никак идти не могли, то Угру приходится бросить; ведь вы бросаете кавказские Маджары, как случайное созвучие, почему же не бросить и Угру? Но в замен Угры, может быть, прикумские Маджары и не надобно бросать. А привести эту местность в связь с Мадьярами очень легко, если принять, что они шли степным, а не лесным путем. Печенеги, напавшие на них и гнавшие их, могли разделить их орду, и между тем как большая половина побежала далее на юго-запад, другая меньшая могла быть принуждена броситься на юг и, постепенно удаляясь, достигнуть Кумы и дать свое имя одному из тамошних урочищ.

Нечто в роде этого и рассказывает Константин Багрянородный: что, будучи побеждены Печенегами, Мадьяры частью удалились в Персию, т. е. по дороге в Персию (если угодно, то с Кумы могли по Каспийскому берегу и в Персию пробраться). Правда, Константин Багрянородный относит это происшествие и разделение Угров по-видимому ко времени перехода их из Лебедии в Ателькузу. Но разве в таких историях можно требовать хронологически-строгого порядка? Ведь все это он писал не по документам, а по слухам и рассказам, и тут все перепутывается и в рассказе рассказчика и еще более в уме слушателя. Попробуйте теперь послушать от очевидцев рассказы, ну хоть о Севастопольской войне (я разумею рассказ простых людей, да даже и не простых): хронология и порядок происшествий перепутаны, — довольно того, если сами факты рассказаны, а порядок фактов — это последнее дело. Одно происшествие приурочивается к другому совершенно в иной связи, чем было на самом деле. Впрочем почему не принять рассказа и в том хронологическом порядке, как у Константина Багрянородного; часть могла быть отброшена за Дон и попасть на кочевья в Ставропольскую губернию, и дать название некоторому урочищу, где почему-либо долго стояли Маджары.

Ответные замечания К. Я. Грота

Я думаю, что каждый, прочтя помещенные здесь выдержки из письма Н. Я. Данилевского, оценит их большой интерес и научное значение. Взгляд, высказанный почтенным ученым по вопросу о движении Мадьяр из первоначальной родины по южным степям России, заслуживает полного внимания исследователей историков. Нельзя не согласиться, что намеченный им путь Мадьяр из их прародины (Биармии) на юг в Башкирию, т. е. в губернию Уфимскую и Оренбургскую (где они обратились в кочевников) а отсюда по Самарской и через Волгу (около Саратова) на Дон в Область Войска Донского, и наконец, через Дон (где впадают в него Медведица и Хопер) — в „Лебедию“ правдоподобен и не может вызвать серьёзных возражений против себя, кроме разве отсутствия прямых исторических свидетельств. Аргументация Н. Я. Данилевского, основанная на его специальных познаниях географических и естественно-исторических, вместе с остроумным опровержением нашего мнения о направлении пути Мадьяр, отличается такою логичностью и последовательностью, что невольно увлекает читателя…

Все это я признаю вполне, равно как и справедливость многих предположений и замечаний Н. Я., вызванных критикою моих мнений (например, в особенности по вопросу о местоположении „Лебедии“ и ее названии). Тем не менее я все-таки не могу считать, что вопрос о переселении Мадьяр уже окончательно решен и исчерпан моим критиком, и не могу еще вполне отказаться от высказанного мною взгляда на это переселение, совершившееся, по моему представлению, среднею полосой России, по рекам: Волге и Оке вверх, ее притоками и перевалом на Дон, — и это по нижеследующим причинам. Позволяю себе представить здесь несколько возражений на доводы Н. Я., хотя конечно по многим вопросам, им затронутым, не могу считать себя достаточно компетентным; руководствуюсь впрочем французским изречением, du choc des opinions jaillit la vérité“. Во 1) Н. Я. Данилевский, говоря о невозможности Мадьярам пропитаться, если б они шли по рекам, замечает, что их не могло быть мало, и на основании свидетельства ибн-Дасты о 20,000 всадниках исчисляет приблизительно их массу вместе с семействами в 80,000–100,000 человек. Нам кажется, Н. Я. сильно преувеличивает численность переселенцев. Угров потуреченных (или „обашкирившихся“ по его выражению), т. е. обратившихся в номадов и наездников, не могло быть особенно много, как и вообще орды степных кочевников никогда не были многочисленны. К тому же еще большой вопрос, сопровождали ли этих выселившихся Мадьяр все их семейства. Часто кочевники, покидая родину, оставляли массу жен и детей дома, чтоб не стеснять себя, как это сделали те же Мадьяры позднее в Ателькузу. Опустошая земли и покоряя их население, они брали себе и новых жен из среды покоренных туземцев, в настоящем случае — по преимуществу Славян, и вот, вероятно, причина, почему славянское влияние так рано и так сильно отразилось на домашнем быте Мадьяр, их культуре и наконец языке; а если с Мадьярами при переселении в Лебедию большинства семейств не было, то число их никак не могло превышать 3-4-х десятков тысяч.