О психоанализе - [66]
По этим причинам я ищу причину невроза не в прошлом, а в настоящем. Я спрашиваю себя: «Какова та задача, которую пациент отказывается выполнять?» Длинный список его инфантильных фантазий не дает мне удовлетворительного этиологического объяснения, ибо я знаю, что эти фантазии раздуты регрессивным либидо, не нашедшим естественного выхода в новой форме приспособления к требованиям жизни.
Вы можете спросить, почему невротику присуща особая склонность не выполнять необходимые задачи. Позволю себе заметить, что ни у одного живого существа процесс приспособления к новым условиям не происходит легко и гладко. Закон инерции действует везде.
Чувствительный и несколько неуравновешенный человек – а именно таковы все невротики, – неизбежно столкнется с особыми трудностями и, возможно, с более необычными жизненными задачами, чем нормальный человек. Последнему, как правило, достаточно придерживаться проторенного пути обычного существования. Для невротика не существует проторенных путей, ибо его цели и задачи носят в высшей степени индивидуальный характер. Он пытается следовать более или менее неконтролируемому и полусознательному образу действия нормальных людей, не понимая, что его собственная критическая и совершенно иная природа требует от него больших усилий, чем требуется нормальному человеку. У некоторых невротиков повышенная чувствительность и сопротивление адаптации проявляются уже в первые недели жизни в виде трудностей с сосанием материнской груди, преувеличенных нервных реакций и т. д. Для этой разновидности невротической предрасположенности мы никогда не сможем установить психологическую этиологию, ибо она предшествует всякой психологии. Эта предрасположенность – вы можете называть ее врожденной чувствительностью или как вам угодно – является причиной первых сопротивлений адаптации. Поскольку путь к адаптации заблокирован, биологическая энергия, которую мы называем либидо, не находит надлежащего выхода или применения, в результате чего оптимальная форма адаптации заменяется анормальной или примитивной.
При неврозе мы говорим об инфантильной установке или о преобладании инфантильных фантазий и желаний. В жизни нормальных людей инфантильные впечатления, безусловно, играют важную роль; они сохраняют свое влияние и при неврозе, однако лишены этиологического значения; это просто реакции, явления главным образом вторичные и регрессивные. Фрейд абсолютно прав, когда утверждает, что инфантильные фантазии определяют форму и последующее развитие невроза, но это не этиология. Даже когда мы находим извращенные сексуальные фантазии, присутствовавшие уже в детстве, их нельзя считать этиологически значимыми. В действительности инфантильные сексуальные фантазии не вызывают невроз; то же следует сказать и о сексуализме невротических фантазий вообще. Это не первичное явление, основанное на извращенной сексуальной диспозиции; это вторичное явление, следствие неспособности применить накопленное либидо надлежащим образом. Я понимаю, что это старая точка зрения, однако данное обстоятельство отнюдь не умаляет ее истинности. Уверенность некоторых пациентов в том, что их инфантильные фантазии являются реальной причиной невроза, не доказывает, что они правы, или что верна теория, основанная на этом убеждении. Может показаться, что это так – и я вынужден признать, что во многих случаях именно это и происходит. Во всяком случае, нетрудно понять, как Фрейд пришел к данной точке зрения. Здесь со мной согласятся все, кто имеет хоть какой-то психоаналитический опыт.
Подведем итоги. Я не вижу реальной этиологии невроза в различных проявлениях инфантильного сексуального развития и фантазиях, которые они порождают. Тот факт, что при неврозе эти фантазии оказываются преувеличенными и выходят на первый план, есть следствие накопленной энергии, или либидо. Психологическое расстройство при неврозе и сам невроз можно рассматривать как неудавшийся акт приспособления. Такая формулировка могла бы примирить некоторые воззрения Жане с позицией Фрейда, а именно, что невроз есть, в некотором смысле, попытка самоисцеления. Подобный взгляд может быть применен (и применяется) ко многим другим болезням.
В свете вышеизложенного возникает вопрос, целесообразно ли выявлять все фантазии пациента в ходе анализа, если мы больше не приписываем им этиологического значения. До сих пор психоанализ занимался распутыванием этих фантазий только потому, что они считались этиологически важными. Хотя мой взгляд на теорию невроза изменился, это не касается психоаналитической процедуры. Техника остается прежней. Мы больше не воображаем, будто раскапываем корни болезни; вместо этого мы пытаемся выявить сексуальные фантазии, ибо к ним привязана энергия, необходимая пациенту для здоровья, то есть для адаптации. С помощью психоанализа восстанавливается связь между сознательным разумом и либидо в бессознательном. Таким образом, бессознательное либидо оказывается под контролем воли. Только таким образом отщепленная энергия вновь может стать доступной для выполнения необходимых жизненных задач. С этой точки зрения психоанализ предстает уже не просто как процесс сведения личности индивида к его примитивным сексуальным желаниям, но как в высшей степени нравственная задача, имеющая воспитательное и просветительское значение.
