О пролетарской культуре (1904-1924) - [118]

Душу исторических коллективов представляют их основные формы сотрудничества. Высший коллектив характеризуется товарищеской связью. Но к этому коллективу, к этой форме связи человечество шло через низшие формы: через стадность зародышевых первобытных общин, через авторитарность ограниченных организованных обществ и через индивидуализм буржуазного мира. Эти ступени запечатлелись в культурных формах прошлого, которые не только сохраняются еще и теперь, но в общем и целом до сих пор господствуют.

Заповеди новой совести являются и отрицанием норм этих низших ступеней, и утверждением высшей формы культуры. Этим определяется логическая цепь их формулировки, отражающая борьбу и смену культур.

Еще одно отличает новые нормы от прежних – то, что они обращены не только к человеческим единицам, личностям, но и ко всем и всяким частичным организациям высшего коллектива – рабочего класса в его историческом развитии. Тут нет непогрешимости: ошибаться, нарушать эти нормы может не только каждый отдельный член коллектива, но и самые широкие из его организаций, даже весь пролетариат на том или ином из этапов его боевого и творческого пути. Пролетариат данного момента, это только часть великого коллектива, развертывающегося во времени, только звено в цепи сотрудничества его поколений. И наше нынешнее понимание жизненных его законов тоже, конечно, не окончательное. Но все же оно – истина времени, если его основа действительно охватывает опыт прошлого и настоящего в труде и в мышлении.

I. Не должно быть стадности

Первобытная стадность была безличным, стереотипным единством людей в их маленьком коллективе. Стадным является и теперь человек, который безлично и пассивно сливается со своим ограниченным, частичным коллективом, подчиняясь его настроениям и мыслям, не стремясь критически и творчески отнестись к ним, поднять их выше, внести в них новое и лучшее.

Стадными и теперь очень часто бывают люди в толпе; самый резкий пример – паника. Стадность в мышлении не так бросается в глаза, как стадность чувства или порыва, – но в жизни имеет еще больше значения. Это – мещанская, и не только мещанская, боязнь «быть не как все» в своем кругу, нарушать его привычки, приличия, моды.

К стадности относится всякое стихийно-пассивное подчинение социальной среде. Так, на войне человек находится в грубом и жестоком окружении, сам вынужден совершать грубые и жестокие дела. Но мерою его стадности может служить то, насколько он при этом сам становится грубым и жестоким, т. е. насколько начинает выходить в подобных проявлениях из пределов вынужденного, из рамок внешней необходимости.

Стадность толпы, группы, организации порождает борьбу против того, что пытается быть не стадным. Нередко толпа в паническом настроении бешено набрасывается на того, кто ему не поддается и пробует внести сознательность в ее действия, или вообще не идет по ее линии. Случалось также наблюдать у отсталых рабочих, что при забастовке на одной фабрике бастующие не позволяли никому из своих поступать на другие, работающие фабрики, потому что для стадного сознания это ощущается, как убыль общей силы.

В отрицании стадности коллективизм сходится с индивидуализмом; но мотивы здесь резко различны. Индивидуалист отстаивает против стадности только себя и свое; коллективист же стремится к возвышению и совершенствованию своего коллектива и отстаивает свое не как свое, но как лучшее, и не для того, чтобы обособиться от коллектива, но чтобы дать ему это лучшее, и на такой основе удержать и развить свое единство с коллективом. Безличное существо – не истинный член коллектива, член его только тот, кто дает ему нечто свое, большое или малое, но лично и свободно осознанное, и потому неизбежно иное, чем то, что дают другие. Стадная единица ничего не прибавляет к коллективу, кроме своей механической силы, и при этом увеличивает его инерцию. А это может быть полезно, пока движение целого идет по установившейся, прямой линии, – но неизбежно вредно в наиболее важные моменты движения, на его исторических поворотах.

Стадность – это стихийный зародыш коллективизма, она несовместима с его высшею, осознанною формою.

II. Не должно быть рабства

Рабство, авторитарность заключается в слепом подчинении высшей индивидуальности или в требовании такого подчинения. Вопрос об этом рабстве, не внешнем, а внутреннем, есть вопрос об отношении рядовых членов коллектива к вождям и вождей к ним.

Необходимость единства, решительности и быстроты в коллективном действии, в боях социальной борьбы, ведет к тому, что массы часто должны по доверию следовать за своими вождями, не имея времени контролировать, даже ясно осознать их директивы. Но в каждом данном случае это должно быть только доверием к испытанной компетентности, не превращаясь в преклонение перед авторитетом; оно требует последующего осознания и проверки; только тогда оно может сохранить характер товарищеского отношения, свободного от рабско-авторитарных элементов.

Из этого ясно, что подчинение по доверию допустимо вообще только в сфере действия, но не в области мысли. В выработке идей и в их усвоении время всегда есть. И тот, кто здесь слепо идет за высшей индивидуальностью, тот по существу не отличается от религиозных последователей любого из пророков прошлого.