О процессе цивилизации - [47]

В общем и целом процесс образования монополии имеет, таким образом, совершенно ясное строение. Свободная конкурентная борьба занимает в этом процессе точно определимое место и наделена четкой функцией: это — борьба и соревнование сравнительно многих людей за те шансы, которые еще не стали монополией одного или немногих индивидов. Любое формирование монополии в обществе предполагает такую свободную борьбу «на выбывание»; любая свободная конкурентная борьба «на выбывание» ведет к образованию монополии.

По сравнению с этой фазой свободной конкуренции завершение процесса образования монополии означает, с одной стороны, конец прямого доступа к неким шансам для все большего числа людей; с другой стороны, — все большую централизацию той силы, в распоряжении которой находятся данные шансы. Эта централизация способствует выведению данных шансов за рамки свободной борьбы, доступной для большинства членов общества; в оптимальном случае они оказываются в руках какой-то одной социальной единицы. Но сам монополист никогда не в состоянии сам получать доходы от этой монополии и расходовать их исключительно на свои нужды, особенно тогда, когда он существует в обществе со значительным разделением функций. Поначалу, если он обладает должной социальной силой, он может притязать на подавляющую часть этих доходов, затрачивая на оплату службы зависимых от него людей минимальные средства. Но он в любом случае оказывается зависимым от других (от их службы и выполнения ими их функций), а потому вынужден делить с ними большую часть шансов, находящихся в его распоряжении. И чем больше аккумулированные им владения, тем больше зависит он от других. Тем самым растет и социальная сила зависимых людей. Между ними идет конкурентная борьба за распределяемые монополистом шансы. Но если на предшествующей фазе борьба была «свободной» (т. е. зависела только от того, что одни оказывались в какой-то момент сильнее других), то теперь она зависит от того, насколько монополист испытывает потребность в том или ином индивиде, т. е. от того, каковы функции данного индивида, как монополист может использовать его услуги в целостной системе управления своими владениями. На место свободной конкурентной борьбы приходит борьба «связанных» (или, по крайней мере, зависимых) людей. Иными становятся и те человеческие качества, что обеспечивают успех в подобной конкурентной борьбе, иной оказывается та селекция, в результате которой появляются человеческие типы, отличные от тех, что господствовали на предшествующей фазе свободной конкуренции.

Примером может служить разница между свободным феодальным дворянством и придворным дворянством. В первом случае все решала социальная сила того или иного дома, зависящая как от хозяйственной, так и от военной мощи семейства, а также от физической силы и решимости индивида. Непосредственное применение физической силы было непременным орудием в свободной борьбе за передел шансов. Во втором случае передел шансов зависит от того дома, что вышел победителем в борьбе, от побед его предшественников, давших ему монополию на насилие. В силу такой монополии из конкурентной борьбы дворянства все более исключается насилие — шансами наделяет князь. Орудия конкуренции сделались более тонкими, сублимированными; оказавшийся в зависимости индивид все больше сдерживает проявление своих аффектов. Он колеблется между сопротивлением такому принуждению, ненавистью к зависимому положению, тоской по вольной рыцарской конкуренции, с одной стороны, и гордостью за собственное самообладание, за открывшиеся перед ним возможности удовлетворения новых желаний, с другой стороны. Короче говоря, здесь перед нами движение по пути цивилизации.

Следующим шагом был захват монополии на насилие и налоги (вместе со всеми прочими монополиями, опирающимися на эти две) буржуазией. Буржуазия в это время представляет собой слой, который как целое имеет в своем распоряжении определенные экономические шансы и использует их в форме неорганизованной монополии. Эти шансы поначалу еще столь равномерно распределены между представителями данного слоя, что сравнительно многие из них способны вести друг с другом конкурентную борьбу. Буржуазия успешно воюет с князьями не за разрушение их монополии на господство; ей совсем не нужно, чтобы монополизированные шансы на осуществление военно-полицейского насилия и сбора налогов были разделены между ее отдельными представителями. Буржуа не желают превращаться в самовластных правителей, наделенных собственной военной силой и решающих собственные задачи. Сохранение монополии на физическое насилие и сбор налогов являются фундаментом социального существования буржуазии. Эта монополия служит предпосылкой ограничения свободной конкурентной борьбы, которую буржуазия ведет за обладание экономическими шансы, используя экономическое насилие. Буржуазия стремится не к рассредоточению уже монополизированных возможностей, но к перераспределению повинностей и преимуществ. То, что монополия теперь принадлежит уже не одному абсолютному монарху, а целому слою дворянства, является шагом в указанном направлении. Это — шаг на пути к тому состоянию, когда полученные благодаря данной монополии шансы все меньше распределяются в зависимости от личных предпочтений и интересов одного человека и все больше — по более безличному и точному плану, в интересах множества взаимозависимых лиц, а в конце концов, в интересах сети, охватывающей все человечество.