О процессе цивилизации - [128]

Сколь бы сложным ни был механизм процесса цивилизации, в рамках которого происходили изменения поведения человека западного мира, на первый взгляд, схема взаимозависимости здесь довольно проста. Все явления, рассмотренные нами по отдельности (постепенный рост жизненного стандарта широких слоев населения, усилившаяся функциональная зависимость высших слоев, стабильная монополия центральной власти), все это — следствия и проявления одного и того же медленно продвигающегося вперед процесса дифференциации функций. Вместе с ним повышается продуктивность труда, в свою очередь, являющаяся предпосылкой повышения жизненного стандарта все более широких слоев; вместе с разделением функций растет функциональная зависимость высших слоев. Наконец, только на чрезвычайно высокой ступени дифференциации становится возможным появление стабильной монополии на применение насилия и на сбор налогов — монополии, предполагающей наличие специализированного управленческого аппарата. Это делает возможным и появление государств в современном смысле слова, т. е. социального образования, где жизнь индивида протекает со все повышающейся степенью «безопасности». Растущая дифференциация функций делает взаимозависимыми все большее число людей, она требует от индивида сдерживать свои страсти и точно регулировать свое поведение, подавлять влечения, а начиная с известной ступени — и постоянного самопринуждения. Такова цена, которую всем нам приходится платить за безопасность. Решающее значение для стандарта цивилизованности наших дней имеет то обстоятельство, что на предшествующих фазах процесса цивилизации сдерживание аффектов и самопринуждение возникали не только из необходимости постоянной кооперации индивидов. По своей схеме они также определялись расколом общества на высшие и низшие слои. Способ сдерживания и моделирования влечений, установившийся у представителей высших слоев, отражал противоречия, пронизывавшие общество в целом. Формирование «Я» и «Сверх-Я» у этих людей в равной мере определялось как давлением конкуренции и «борьбой на выбывание» в рамках собственной группы, так и постоянным давлением снизу, мощность которого изменялась вместе с дальнейшим разделением функций. Сила и противоречивость социального контроля над поведением каждого представителя высшего слоя того времени определялись не только тем, что этот контроль шел со стороны конкурентов индивида (отчасти находившихся в отношениях свободной конкуренции), но прежде всего тем, что сами эти конкуренты все вместе должны были объединяться для того, чтобы защищать общий престиж и высокий жизненный стандарт от давления снизу. Это и вырабатывало в людях сопряженную со страхом предусмотрительность.

Прослеживая линию данного процесса через столетия, мы видим отчетливую тенденцию выравнивания жизненного стандарта и стандарта поведения, нивелирования значительных контрастов. Но это движение не было прямолинейным. Мы можем четко различить две фазы такого распространения образцов поведения от небольших замкнутых кругов к более широким. Первая — фаза колонизации и ассимиляции, когда широкие слои поднимаются, но все еще занимают подчиненное положение; они заметно ориентируются на образцы высшей группы, вольно или невольно перенимая созданные ею формы поведения. Вторая — фаза отталкивания, дифференциации или эмансипации, когда поднимающаяся группа набирает силу, у нее развивается самосознание; все это принуждает высшую группу к еще большей сдержанности, к закрытости, что, в свою очередь, приводит к усилению контрастов и росту напряженности в обществе.

Разумеется, обе тенденции — выравнивание и различение, притяжение и отталкивание — присутствуют на обеих фазах; поэтому на каждой из них отношения между группами амбивалентны. Но на первой фазе мы находим индивидуальный подъем из низшего слоя в высший, стремление к колонизации, идущей сверху вниз, и стремление к выравниванию, идущее снизу вверх; на второй фазе, когда социальная сила прежде низшей группы растет, а высшей падает, вместе с ростом соперничества усиливается отталкивание. Это относится к самосознанию обеих групп, подчеркивающих свои отличия, — в случае высшей группы только это способно ее стабилизировать. Контрасты между слоями увеличиваются, стены между ними растут.

На первой фазе ассимиляции многие индивиды поднимающегося слоя еще во многом зависимы от людей высшего слоя — не только социально, но также в своем поведении, в своих идеях и идеалах. Часто, если не всегда, они не обладают некой стабильной формой, каковая присуща людям высшего слоя, и это побуждает их заимствовать у высшего слоя способ регулирования аффектов, кодекс поведения и систему запретов в попытках подчинить им свои собственные аффекты. Мы сталкиваемся здесь с самым причудливым феноменом процесса цивилизации: представители поднимающегося слоя развивают у себя «Сверх-Я» по образцу господствующего и колонизирующего их высшего слоя. Но кажущееся сформированным по модели высшего слоя «Сверх-Я» поднимающихся слоев в действительности во многом отлично от такой модели. Оно является гораздо менее уравновешенным, но часто и значительно более сильным и жестким. Его никогда не отпускает чудовищное напряжение, сопровождающее индивидуальный подъем; оно непрестанно ощущает угрозу и снизу, и сверху — индивидуальный подъем ведет к тому, что индивид оказывается как бы под перекрестным огнем, который ведется со всех сторон. Полная ассимиляция на протяжении одного поколения удается вообще немногим. У большинства людей, горящих стремлением возвыситься, это неизбежно ведет к специфическим искажениям в сознании и поведении. На Востоке и в колониальных странах хорошо известен феномен «левантинизма»; в мелкобуржуазных кругах западного общества столь же часто наблюдаются такие явления, как «полуобразованность», необоснованная претенциозность, неуверенность в своем поведении, отсутствие вкуса, проявления «китча» не только в случае мебели или платья, но и в человеческих душах. Все это связано с попыткой имитации моделей другой, более высокой по рангу социальной группы. Такая имитация не удается — чуждость модели дает о себе знать. Воспитание, жизненный стандарт и жизненное пространство поднимающихся слоев и высшего слоя на этой фазе настолько различны, что попытки достичь уверенности и гармонии по схемам высшего слоя для большинства представителей поднимающихся низов заканчиваются фальшью и бесформенностью поведения, хотя за этими попытками стоят истинная нужда и подлинное стремление к выходу из подчиненного положения. Такое влияние на «Сверх-Я» со стороны высшего слоя влечет за собой формирование у поднимающихся слоев специфических форм чувств стыда и подчиненности. Они отличаются от чувств представителей низших слоев, не имеющих шансов на индивидуальный подъем. Поведение их, быть может, более грубое, но оно значительно более целостное, уверенное и в этом смысле значительно лучше оформленное. Они живут в своем мире, без притязаний на престиж, схожий с тем, что присущ высшим слоям. Поэтому у них больше возможностей для разрядки аффектов. Они живут в согласии с собственными нравами и обычаями, а потому и подчинение высшим слоям, и непокорность им у них выражаются в простых и ясных аффектах. Они отдают себе ясный отчет в собственном положении и положении других слоев, четко различая их достоинства и недостатки.