О природе вещей - [20]

Шрифт
Интервал

Так происходит, когда багряницу в клочки раздираешь:
Пурпур и даже сама финикийская яркая краска,
Если по ниткам ты ткань разорвешь, целиком исчезает.
Можешь отсюда понять, что лишаются цвета частицы
Раньше еще, чем они на вещей семена разложились.
И, наконец, так как ты не считаешь, что всякое тело
Запах и звук издает, то выходит тогда несомненно,
Что невозможно всему приписывать звук или запах.
Также, раз мы далеко не всё различаем глазами,
То, очевидно, тела существуют лишенные цвета,
Как существуют и те, что и звуку и запаху чужды;
Но проницательный ум познает их не менее ясно,
Чем постигает он то, в чем других не имеется качеств.
Но не подумай, смотри, что тела изначальные только
Цвета совсем лишены: и тепла нету в них никакого,
Так же как им не присущи ни холод ни жар раскаленный;
Да и без звука они и без всякого носятся вкуса.
И не исходит от них и особого запаха также.
Так, если думаешь ты драгоценный бальзам изготовить,
С миррой смешав майоран и букет благовонного нарда,
Запах которого нам представляется нектаром, надо,
Прежде всего, отыскать непахучее масло оливы,
Чтобы затронуть оно не могло обонянья и чтобы,
Соком своим заразив, не могло заглушить и попортить
Весь ароматный отвар и душистость его уничтожить.
В силу таких же причин при созданьи предметов не могут
Первоначала вещей придавать им иль собственный запах,
Или же звук — раз они ничего испускать не способны, —
Равным же образом вкус, наконец, или холод, а также
Жар раскаленный, тепло или прочее в этом же роде,
Ибо и это, и всё, что является смертности свойством:
Мягкость и гибкость, и ломкость и рыхлость, и полость и редкость —
Всё это также должно совершенно быть чуждо началам,
Если построить весь мир мы хотим на бессмертных основах,
Чтобы он мог пребывать нерушимым во всем его целом,
Ибо иначе в ничто у тебя обратятся все вещи.
Ты убедишься теперь, что и всё, что, как видно, способно
К чувству, однако, должно состоять из начал, безусловно
Чувства лишенных. Ничто против этого не возражает
Из очевидных вещей и того, что для каждого ясно,
Но убеждает нас в том, что, как сказано, из совершенно
Чувства лишенных начал возникают живые созданья.
Видеть бывает легко, как из кучи зловонной навоза
Черви живые ползут, зарождаясь, когда разлагаться
Почва сырая начнет, от дождей проливных загнивая;
Так же и прочее всё возникает одно из другого:
В скот переходят ручьи и листья, и тучные пастьбы,
Скот, в свою очередь, сам переходит, меняя природу,
В тело людей, а оно точно так же нередко собою
Силы питает зверей и способствует росту пернатых.
Так превращает природа всю пищу в живые созданья
И зарождает у них из нее же и всякие чувства
Тем же примерно путем, как она и сухие поленья,
В пламени все разложив, заставляет в огонь обращаться.
Видишь ли ты, наконец, что большое значенье имеет,
Как и в порядке каком сочетаются между собою
Первоначала вещей и какие имеют движенья?
Что же такое еще смущает твой ум и колеблет
И заставляет его сомневаться, что можно началам,
Чувства лишенным, рождать существа, одаренные чувством?
Это наверное то, что ни лес, ни земля, ни каменья
Чувства живого родить и в смешении даже не могут.
Должен, однакоже, ты припомнить, что я не считаю,
Будто решительно всё, что рождает способное к чувству.
Тут же должно порождать непременно и самые чувства;
Важно здесь, прежде всего, насколько малы те начала,
Что порождают собой ощущенье, какой они формы,
Также какие у них положенья, движенья, порядок.
Этого мы ни в дровах, ни в комьях земли не заметим,
Но, коль загнили они, разлагаясь как будто от ливней,
То производят червей, потому что материи тельца,
Прежний порядок тогда изменяя в условиях новых,
Сходятся так, что должны зарождаться живые созданья.
Кто ж утверждает затем, что способное к чувству творится
Из одаренного им, давая его и началам,
Тот вместе с тем признает за началами смертную сущность
Мягкими делая их. Ибо связано всякое чувство
С жилами, мышцами, мясом; а это, как всем очевидно,
Мягко и всё состоит несомненно из смертного тела.
Но тем не менее пусть вековечны такие частицы:
Всё же им должно иметь или только отдельные чувства,
Или созданьям живым они в целом должны быть подобны.
Чувствовать сами собой, однакоже, части не могут:
В членах отдельных всегда сочетается чувство с другими,
И невозможно руке, отделенной от нас, или части
Нашего тела иной сохранять обособленно чувство.
Значит, частицы подобны живому созданию в целом
И непременно должны ощущать, что и мы ощущаем,
Чтобы их чувства могли совпадать с ощущением жизни.
Но разве можно сказать, что такие живые частицы —
Первоначала вещей? Разве можно им смерти избегнуть,
Раз всё живое всегда одновременно также и смертно?
Но коль и можно, то всё ж из их сочетаний друг с другом
Только б одна мешанина созданий живых получалась
Так же, как если бы все воедино сошлись и смешались
Люди, и звери, и скот, ничего бы от них не родилось.
Если же чувство свое они, в тело попавши, теряют
И получают взамен другое, к чему придавать им
То, что отходит от них? И мы вновь к заключенью приходим, —
Если в живого птенца яйцо превращается птичье,
Если у нас на глазах кишат, из земли выползая,

Рекомендуем почитать
Творчество и развитие общества в XXI веке: взгляд науки, философии и богословия

В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т.


Священное ремесло. Философские портреты

«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.


Во власти инстинктов

Автор книги — писатель-натуралист, доктор биологических наук, профессор зоологии. Всю жизнь посвятил изучению природы и ее животного мира. Теперь, в канун своего девяностолетия, как и многие, обеспокоенный судьбами человечества, написал эту, свою последнюю пятьдесят четвертую книгу, по необычной для него теме — о природе человека. Она предназначена для широкого круга читателей.


О принципе противоречия у Аристотеля. Критическое исследование

Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.


Пушкин в русской философской критике

Пушкин – это не только уникальный феномен русской литературы, но и непокоренная вершина всей мировой культуры. «Лучезарный, всеобъемлющий гений, светозарное преизбыточное творчество, – по характеристике Н. Бердяева, – величайшее явление русской гениальности». В своей юбилейной речи 8 июля 1880 года Достоевский предрекал нам завет: «Пушкин… унес с собой в гроб некую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем». С неиссякаемым чувством благоволения к человеку Пушкин раскрывает нам тайны нашей натуры, предостерегает от падений, вместе с нами слезы льет… И трудно представить себе более родственной, более близкой по духу интерпретации пушкинского наследия, этой вершины «золотого века» русской литературы, чем постижение его мыслителями «золотого века» русской философии (с конца XIX) – от Вл.


Падамалай. Наставления Шри Раманы Махарши

Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.