О природе вещей - [16]

Краски, которые взор своим цветом прекрасным ласкают,

Так же, как те, что нам режут глаза, заставляя слезиться,

Или же видом своим возбуждают у нас отвращенье.

Ибо всё то, что для нас и отрадно и чувству приятно,

Должно в себе содержать изначальную некую гладкость;

Наоборот, что для чувств и несносно и кажется жестким,

То несомненно в себе заключает шершавое нечто.

Есть элементы еще, что ни гладкими не назовешь их,

Но и не скажешь про них, что они закорючены остро:

В них выдаются скорей лишь углы небольшие наружу,

Так что скорей щекотать они чувства способны, чем ранить.

Винную гущу сюда отношу я и вкус девясила.

Жгучий огонь, наконец, и холодного инея иглы

Не одинаково нам уязвляют телесные чувства,

Как указует на то осязанье того и другого.

Ведь осязание, да, осязанье, клянуся богами,

Чувства источник у нас, когда в тело извне проникает

Что–нибудь, либо же, в нем зародившись, язвит его больно,

Иль веселит, исходя при зиждительном деле Венеры,

Или, когда семена, столкнувшись, мешаются в теле

И, в беспорядок придя, производят смятение чувства,

В чем непосредственно сам убедишься ты, если рукою

Как–нибудь тело свое по любой его части ударишь.

Вот почему и должны далеко не похожие формы

Быть у начал, раз они вызывают различные чувства.

Что, наконец, представляется нам затверделым и плотным,

То состоять из начал крючковатых должно несомненно,

Сцепленных между собой наподобие веток сплетенных.

В этом разряде вещей, занимая в нем первое место,

Будут алмазы стоять, что ударов совсем не боятся,

Далее — твердый кремень и железа могучего крепость,

Так же как стойкая медь, что звенит при ударах в засовы.

Вещи другие, тела у которых текучи и жидки,

Будут скорей состоять из гладких и круглых частичек.

Ибо легко, как вода, растекается горсточка маку:

Круглые зерна его не держатся, вместе сплотившись,

А по наклону бегут от малейшего их сотрясенья.

И в заключение: всё, что мгновенно из глаз исчезает

И разлетается, — дым, например, иль туман, или пламя, —

Пусть состоит целиком не из гладких и круглых частичек,

Не сплетено из частиц, тем не менее, спутанных цепко,

Так что и тело колоть они могут и в камни проникнуть,

Не пребывая в связи. Ибо то, что, мы видим, возможно

Чувствам унять, состоит, как не трудно тебе догадаться,

Из элементов таких, что не спутаны цепко, но остры.

Если ж какая–нибудь представляется горькою жидкость, —

Влага морей, например, — то не надо тому удивляться:

Жидкость ее состоит из гладких и круглых частичек,

Но и шершавые к ней примешались, дающие горечь;

А крючковатыми быть для сцепленья им вовсе не надо.

Хоть и шершавы они, однакоже и шаровидны:

Им и катиться легко, и язвить одновременно чувства,

А чтоб ты лучше постиг, что и грубые могут начала

С гладкими смесь составлять в Нептуновом теле соленом,

Можно для этого их разобщить и увидеть отдельно

Пресной воду морей, когда, просочившись сквозь землю,

Каплет она в водоем и, стекая, становится мягкой.

Ибо, при грубости их, ее горечи мерзкой начала,

Не уходя в глубину, на поверхности держатся почвы.

Это тебе разъяснив, продолжаю я следовать дальше.

Первоначала вещей, как теперь ты легко убедишься,

Лишь до известных границ разнородны бывают по формам.

Если бы не было так, то тогда непременно иные

Были б должны семена достигать величин необъятных.

Ибо, при свойственных им одинаково малых размерах,

Не допускают они и значительной разницы в формах.

Предположи, например, что тела изначальные будут

Три или несколько больше частей заключать наименьших;

Если затем ты начнешь эти части у данного тела

Переставлять или снизу наверх, или слева направо,

Ты обнаружишь тогда, сочетания все их исчерпав,

Все изменения форм, что для этого тела возможны;

Если ж иные еще получить ты желаешь фигуры, —

Части другие тебе прибавить придется. И дальше

Новые части опять для дальнейших нужны сочетаний,

Если еще и еще изменять пожелаешь фигуры.

И, таким образом, форм новизна приращение тела

Вслед за собою влечет; а поэтому нечего думать,

Будто вещей семена бесконечно различны по формам:

Иначе надо считать, что иные размеров огромных

Будут, а это принять, как уж я доказал, невозможно.

Ткани тогда у тебя иноземные и мелибейский

Пурпур, окрашенный в цвет Фессалии раковин ярких,

И переливы цветов на хвостах золотистых павлинов

Все бы померкли совсем перед яркостью новых предметов;

Были б в презреньи у всех и мирра и мед благовонный;

Лебедя песнь и напев пленительной Фебовой лиры

Не раздавались тогда б и замолкли по той же причине:

Ибо одно за другим превосходней бы всё возникало.

Но и обратно: могло б и в худшее всё обращаться

Тем же путем, как оно достигать бы могло совершенства;

Ибо одно за другим отвратительней всё бы являлось

И для ноздрей и ушей, и для глаз, и для нашего вкуса.

Если же этого нет, но все вещи в известных пределах

Держатся с той и с другой стороны, то признать ты обязан,

Что разнородность фигур у материи также предельна.

И, наконец, от огня и до стужи зимних морозов

Также положен предел и обратно он точно отмерен.

Всякий ведь холод и жар, переходы тепла между ними

В этих границах лежат, равномерно их все заполняя.

Так что творения все различаются в точных пределах,