О природе и языке - [6]
Дескриптивная адекватность и объяснительная адекватность
Говорят, что усвоение языка составляет «фундаментальную эмпиристскую проблему» современных лингвистических исследований. Дабы подчеркнуть важность этой проблемы, Хомский в 1960-е гг. ввел техническое понятие объяснения, подогнанного под усвоение языка (обсуждение см. в (Chomsky 1964, 1965)). Принято считать, что анализ отвечает требованию «описательной адекватности» в том случае, если он корректно описывает лингвистические факты, подспудно известные взрослым носителям языка; если он при этом объясняет процесс овладения этими знаниями, то считается, что он отвечает более высокому требованию «объяснительной адекватности». Описательная адекватность может достигаться фрагментом конкретной грамматики, который успешно моделирует фрагмент взрослого языкового знания; объяснительная адекватность достигается тогда, когда можно показать, что описательно адекватный фрагмент конкретной грамматики выводится из двух ингредиентов: универсальной грамматики с ее внутренней структурой, аналитическими принципами и т. п. и определенного опыта, языковых фактов, которые обычно доступны ребенку, постигающему язык в период его усвоения. Это так называемые «первичные языковые данные», ограниченное и индивидуально варьирующее множество высказываний, свойства и структурное богатство которых можно оценить путем корпусных исследований. Если можно показать, что корректная грамматика выводится из УГ и выборки данных, которые логично принять как доступные ребенку, то процесс усвоения языка получает объяснение. Возвращаясь к нашему конкретному примеру с кореферентностью, описательная адекватность была бы достигнута гипотезой, корректно улавливающей интуитивные суждения носителя языка по поводу (1)-(5), скажем, гипотезой, ссылающейся на иерархический, а не линейный принцип. Объяснительная же адекватность достигалась бы гипотезой, выводящей корректное описание фактов из общих врожденных законов, скажем, из «принципов связывания» Хомского или «принципов интерфейса синтаксиса и прагматики» Рейнхарта.
В 1960-1970-е гг. между потребностями описательной и объяснительной адекватности возникло определенное напряжение, поскольку эти две цели толкали исследования в противоположных направлениях. С одной стороны, потребности описательной адекватности, казалось, требовали постоянного обогащения аппарата описания: со все возрастающим расширением эмпирической базы открытие новых явлений в естественных языках, разумеется, побуждало исследователей постулировать новый аналитический инструментарий для обеспечения адекватных описаний. К примеру, когда исследовательская программа впервые была распространена на романские языки, попытки проанализировать определенные глагольные конструкции привели к постулированию новых формальных правил (трансформации образования каузатива и более радикальные формальные приемы, такие как переразложение, вторичный анализ (reanalysis), объединение простых предложений (clause union) и т. д. (Каупе 1975; Rizzi 1976; Aissen and Perlmutter 1976)), что, как представлялось, требовало расширения инвентаря правил, допускаемых универсальной грамматикой. Аналогичным и еще более радикальным образом первые попытки анализа языков с более свободным порядком слов привели к постулированию иных принципов фразовой организации, как во многих работах по так называемым «неконфигурационным» языкам Кена Хэйла, его сотрудников и многих других исследователей (Hale 1978). С другой стороны, сама природа объяснительной адекватности, как она формально определялась, требует максимально жестких ограничений и постулирования сильного межъязыкового единообразия: в тех эмпирически установленных условиях времени и доступа к данным, которыми располагает ребенок, задача усвоения языка будет выполнимой лишь в том случае, если универсальная грамматика предлагает относительно немного вариантов анализа для любой совокупности данных. С самого начала было ясно, что только ограничительный подход к универсальной грамматике позволит реально достигнуть объяснительной адекватности (о статусе объяснительной адекватности в рамках Минималистской программы см. гл. 4 и Chomsky 2001 b).
Принципы и параметры универсальной грамматики
Подход, сумевший разрешить это напряжение, возник в конце 1970-х гг. Он основывался на идее о том, что универсальная грамматика представляет собой систему принципов и параметров. В полной мере этот подход впервые раскрылся на неформальных семинарах, которые Хомский провел в пизанской Scuola Normale Superiore во время весеннего семестра 1979 г. Из этих семинаров выросла серия лекций, представленных сразу после конференции Организации лингвистов-генеративистов Старого Света (Generative Linguists of the Old World — GLOW) в апреле 1979 г. и известных как Пизанские лекции. Сам подход был затем отточен в курсе Хомского осенью 1979 г. в Массачусетском технологическом институте и далее изложен в исчерпывающем виде в монографии
«Если у вас при себе молоток, то любая проблема для вас — гвоздь». С помощью провокационных обобщений и упрощений Ноам Хомский, известный лингвист, философ, общественный деятель, беспощадный критик политики США и противник глобализации, бросает вызов читателям, побуждая их мыслить активнее и в итоге заставляя по-новому взглянуть на острые проблемы современности. На чем основывается современный экономический и политический миропорядок? Каково будущее демократии в арабском мире? Что подтолкнуло Европу к экономическому кризису? Рассуждая об этом, а также о ценностях свободы, суверенитета, соблюдения прав человека, Хомский оперирует фактами, казалось бы, известными каждому из нас, но его выводы абсолютно неожиданны и потому гениальны.
Книга Ноама Хомского «Кто правит миром?» – крайне значимый для XXI века труд, призванный встрясти мир и пошатнуть всеобщее спокойствие, добравшись до самых основ современного мироустройства. Анализ Хомского текущих процессов во внешней политике сосредоточен на фактах, течениях и политических дискурсах, которые, как правило, выпадают из пространства общественного мнения и остаются в тени. В книге рассматриваются «Настоящие правители» XXI века и их влияние на современность и будущее человечества. Прежде всего, речь идёт об Америке, ее становлении сверхдержавой и сбоях системы, преступлениях, внешних и внутренних друзьях и врагах.
В этой книге известный американский интеллектуал и политический деятель размышляет о глубоком кризисе, надвигающемся на современные западные общества, чьи социально-экономические проблемы достигли таких масштабов, что пришло время говорить о новой «классовой войне». Опираясь в своей аргументации на обширный фактический материал, Хомский вскрывает противоречия, порождаемые нарождающимся глобальным капитализмом, и предлагает его всеобъемлющую критику.
Ноам Хомский, один из ведущих интеллектуалов современности, широко известен тем, что совершил революционный переворот в науке о языке, так называемую «хомскианскую революцию».Автор более 100 книг и более 1000 статей, почетный профессор 40 университетов мира, самый цитируемый в мире автор из ныне живущих, Ноам Хомский к тому же является выдающимся политическим мыслителем и одним из самых популярных левых деятелей в мире. «Совесть Запада», автор многочисленных бестселлеров в сфере политической публицистики, Хомский широко известен своей критикой американской внешней политики, государственного капитализма, манипулирования обществом с помощью средств массовой информации.
Американский лингвист, публицист, философ Ноам Хомский считается одним из наиболее влиятельных из ныне живущих интеллектуалов. Ярый и последовательный критик политической тирании, анархист Хомский анализирует роль государства от его истоков до современности и обозначает векторы его будущего развития. Он считает одинаково регрессивными идеологии государственного социализма и государственного капитализма, а государство будущего связывает с развитием либертарианства как логического продолжения идей классического либерализма.
Книга Ноама Хомского «Гегемония, или Борьба за выживание», моментально ставшая бестселлером в США, наглядно показывает, как на протяжении более полувека Америка активно проводит в жизнь свою грандиозную имперскую стратегию во всем мире. Американское руководство проявило свою готовность — как во время Карибского кризиса — идти на любые риски для достижения мирового господства. Интеллектуал с мировым именем, Ноам Хомский, в данной книге исследует причины и истоки того, что привело нас на грань мировой катастрофы, что движет руководителями наших стран, когда они сознательно подвергают всех нас смертельной опасности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.