О природе и языке - [57]
Возвращаясь к языку, налицо система, которая, насколько нам известно, в сущности, единообразна. Может, когда-то и формировались несколько видов, но выжил только один вид, а именно мы; внутри вида, как представляется, никакой изменчивости нет. Да, встречается синдром Вильямса и специфичное повреждение языка (specific language impairment). Но это не внутривидовая изменчивость в осмысленном понимании: это отклонения от фиксированной системы, которые встречаются время от времени, но базовая система представляется единообразной. Иными словами, дети везде усваивают любой язык, насколько нам известно, а значит базовая система единообразна. Никаких генетических различий никто обнаружить не смог; может, какие-то и есть, но, видимо, столь малые, что мы не можем их уловить. Так что в основном речь идет о единообразной системе, а значит со времени ее появления никакой значительной эволюции не было. Система просто оставалась такой. Люди рассеивались, есть группы людей, которые в течение длительного периода жили изолированно, и все же никто не может уловить никаких языковых различий. Так что, по-видимому, это что-то возникшее совсем недавно, столь новое, что еще не успело претерпеть сколько-нибудь значимой эволюции.
Есть еще один момент, который недавно подчеркнул Джерри Фодор [46]: язык отличается от большинства других биологических систем, в том числе и от некоторых когнитивных систем, тем, что физические, внешние ограничения, которые он должен учитывать, крайне слабы. Так, есть какая-то врожденная система распознавания объектов: младенцы могут распознать отдельные постоянные свойства объектов; они знают, что предметы не проходят сквозь барьеры и пр. Но эта система, какой бы она ни была, не может не быть настроена на внешний мир; если бы у вас была такая система, в которой предметы проходили бы сквозь барьеры и т. п., то во внешнем мире вы бы не справились. Таким образом, эта система будто бы управляется внешним миром. Потому имеет смысл делать предположения о ее селекции — это спекуляция, но правдоподобная, как в случае эхолокации. Язык же вовсе не обязан удовлетворять этому условию или должен его выполнять в крайне малом объеме. Надо иметь свойство, позволяющее каким-то способом говорить о мире, но может быть сколько угодно таких способов. Фундаментальным условием, которому должен удовлетворять язык, является пригодность к употреблению, чтобы человек, владеющий им, был в состоянии им пользоваться. Собственно, языком можно пользоваться, даже если вы единственный человек с языком во Вселенной, и на самом деле при этом даже будет адаптивное преимущество. Если бы у одного человека вдруг появилась языковая способность, то этот человек получил бы немалые преимущества; этот человек смог бы мыслить, смог бы четко выражать для себя свои мысли, смог бы планировать, смог бы заострять и развивать мышление, как мы это делаем во внутренней речи, что оказывает большое влияние на жизнь каждого из нас. Внутренняя речь — это большая часть речи. Почти все употребление языка направлено на себя, и это может быть полезно для самых разных целей (может быть и вредно, как всем нам известно): понять, что делать, спланировать, прояснить мысли, все, что угодно. Так что, если так случится, что один организм приобретет языковую способность, в этом могут быть репродуктивные преимущества, причем огромные. А если бы получилось так, что языковая способность распространилась бы в следующем поколении, то она бы появилась у всех. В более многочисленной группе необходимо только, чтобы эта способность была общей. Привязка к внешнему миру чрезвычайно слабая, и потому эта способность может быть очень стабильной, поскольку просто нет смысла ее менять; ни при каких имеющих место изменениях не будет преимуществ, или же она стабильна в силу того, что на изменения не было достаточно времени. Так или иначе, она явно была стабильной.
Что произошло до ее появления? Этого никто не знает; представляется нелепым считать ее боковой ветвью выкриков приматов, не принадлежащих к человеческому роду. С ними у языка нет никаких общих интересных свойств. Нет общих свойств и с жестовыми системами, вообще нет общих свойств ни с чем нам известным, — тут-то мы и попались. Язык обладает очень необычными свойствами: дискретная бесконечность — это необычно, смещенная референция — необычно, самые элементарные структурные и семантические свойства представляются необычными. Возможно, что произошло то, о чем рассуждали Ричард Левонтин и другие [47]: мозг переживал взрывное развитие на протяжении миллионов лет: он становился намного больше, чем у других сохранившихся видов приматов, и на каком-то этапе (насколько нам известно, примерно 100 тысяч лет назад) могло произойти какое-то небольшое изменение, и мозг реорганизовался, включив в себя языковую способность. Может быть так. Тогда это примерно так же, как с полосками морского ангела, многогранными оболочками вирусов и пр. Понимание физического канала для естественного отбора настолько ограниченное, что на самом деле невозможно иметь какое- то свое мнение по этому поводу. Если вам угодно, можно над этим смеяться, можно по этому поводу ликовать. Но никакого особого смысла ни то, ни другое иметь не будет. Попросту непонятно, за исключением самых простых случаев, как физический канал определяет и контролирует процесс селекции. Левон- тин — из тех, кто считает, что мы никогда не решим задачу познания высших ментальных процессов человека, — что никакими вообразимыми сейчас методами невозможно найти ответ, не только применительно к языку, но и вообще для познания. Другие полагают, что могут что-то сделать. Но рассказывать байки не слишком-то поучительно. Можно сочинять сказки о крыльях насекомых, но все равно остается необходимость открыть, как они развились, — по одной из версий, из выпуклостей, которые функционировали как терморегуляторы. Известен пример с шеей жирафа, именно на него всегда ссылались как на очевидный пример естественного отбора с ясной функцией; дескать, жираф тянется за плодами, висящими выше, шея у него становится чуть длиннее, потом у жирафов рождается потомство и вот так и получается, что у жирафов длинная шея. Недавно открыли, что это, видимо, неверно. Жирафы не пользуются длинной шеей для питания высоко растущими плодами. Тут и сказке конец; придется придумать другую сказку: может быть, сексуальное демонстрационное поведение, как с хвостом павлина, может, какая-то другая история, но в том-то и дело, что история сама по себе не имеет значения. Можно рассказывать очень убедительные истории по любому случаю, но истина такова, какова она есть. Про планеты можно рассказывать истории, как, собственно, это делали греки: неплохие были истории, но на самом деле так не бывает. В случае языка нам известно, что нечто появилось в процессе эволюции и что с тех пор, как оно появилось, нет указаний на какие-либо эволюционные изменения. Насколько нам известно, появилось оно один раз, совсем недавно. Никаких реальных данных по использованию языка ранее примерно 50 тысяч лет тому назад нет. Однако нейроанатомия, как представляется, сформировалась раньше, ну может быть, 150 тысяч лет назад. Так или иначе, недавно. Возникновение языка, как кажется, с эволюционной точки зрения было достаточно внезапным и произошло в организме с очень большим мозгом, который образовался по какой-то причине, надо думать, путем какой-то реконструкции мозга, которая ввела в игру физические процессы, вследствие которых возникло нечто, действующее близким к оптимальному образом, подобно оболочке вируса. Если минималистский тезис все-таки достигнет сколько-нибудь значительной достоверности, то это будет вполне разумный вывод; конечно же, сначала надо обосновать этот тезис.
«Если у вас при себе молоток, то любая проблема для вас — гвоздь». С помощью провокационных обобщений и упрощений Ноам Хомский, известный лингвист, философ, общественный деятель, беспощадный критик политики США и противник глобализации, бросает вызов читателям, побуждая их мыслить активнее и в итоге заставляя по-новому взглянуть на острые проблемы современности. На чем основывается современный экономический и политический миропорядок? Каково будущее демократии в арабском мире? Что подтолкнуло Европу к экономическому кризису? Рассуждая об этом, а также о ценностях свободы, суверенитета, соблюдения прав человека, Хомский оперирует фактами, казалось бы, известными каждому из нас, но его выводы абсолютно неожиданны и потому гениальны.
Книга Ноама Хомского «Кто правит миром?» – крайне значимый для XXI века труд, призванный встрясти мир и пошатнуть всеобщее спокойствие, добравшись до самых основ современного мироустройства. Анализ Хомского текущих процессов во внешней политике сосредоточен на фактах, течениях и политических дискурсах, которые, как правило, выпадают из пространства общественного мнения и остаются в тени. В книге рассматриваются «Настоящие правители» XXI века и их влияние на современность и будущее человечества. Прежде всего, речь идёт об Америке, ее становлении сверхдержавой и сбоях системы, преступлениях, внешних и внутренних друзьях и врагах.
В этой книге известный американский интеллектуал и политический деятель размышляет о глубоком кризисе, надвигающемся на современные западные общества, чьи социально-экономические проблемы достигли таких масштабов, что пришло время говорить о новой «классовой войне». Опираясь в своей аргументации на обширный фактический материал, Хомский вскрывает противоречия, порождаемые нарождающимся глобальным капитализмом, и предлагает его всеобъемлющую критику.
Ноам Хомский, один из ведущих интеллектуалов современности, широко известен тем, что совершил революционный переворот в науке о языке, так называемую «хомскианскую революцию».Автор более 100 книг и более 1000 статей, почетный профессор 40 университетов мира, самый цитируемый в мире автор из ныне живущих, Ноам Хомский к тому же является выдающимся политическим мыслителем и одним из самых популярных левых деятелей в мире. «Совесть Запада», автор многочисленных бестселлеров в сфере политической публицистики, Хомский широко известен своей критикой американской внешней политики, государственного капитализма, манипулирования обществом с помощью средств массовой информации.
Американский лингвист, публицист, философ Ноам Хомский считается одним из наиболее влиятельных из ныне живущих интеллектуалов. Ярый и последовательный критик политической тирании, анархист Хомский анализирует роль государства от его истоков до современности и обозначает векторы его будущего развития. Он считает одинаково регрессивными идеологии государственного социализма и государственного капитализма, а государство будущего связывает с развитием либертарианства как логического продолжения идей классического либерализма.
Книга Ноама Хомского «Гегемония, или Борьба за выживание», моментально ставшая бестселлером в США, наглядно показывает, как на протяжении более полувека Америка активно проводит в жизнь свою грандиозную имперскую стратегию во всем мире. Американское руководство проявило свою готовность — как во время Карибского кризиса — идти на любые риски для достижения мирового господства. Интеллектуал с мировым именем, Ноам Хомский, в данной книге исследует причины и истоки того, что привело нас на грань мировой катастрофы, что движет руководителями наших стран, когда они сознательно подвергают всех нас смертельной опасности.
Предлагаемое пособие имеет практическую направленность и нацелено на то, чтобы помочь учащимся подготовиться к выполнению самых сложных заданий на Едином государственном экзамене по русскому языку (часть «С»), т.е. к написанию сочинения-рассуждения в жанре, близком к рецензии или эссе. В пособии даны речевые образцы и методические шаги по выстраиванию сочинения-рассуждения в жанре рецензии, указаны типичные, часто встречающиеся на ЕГЭ грамматические и речевые ошибки, предложены советы, как начинать и завершать письменную работу, приведены основные параметры стилей речи и образцы рецензий по каждому из них.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Назовите самые популярные переводные детские книги. Не сомневаемся, что в ваш список попадут повести о муми-троллях Туве Янссон, «Алиса в Стране чудес» Кэрролла, «Хроники Нарнии» Льюиса, эпопея «Властелин колец» Толкина, романы Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере. Именно о них – ваших любимых (или нелюбимых) книгах – и пойдет речь в этом сборнике. Их читают не по программе, а для души. Поэтому рассуждать о них будет самый известный литературный критик, поэт и писатель, популяризатор литературы Дмитрий Быков. Его яркие, эмоциональные и невероятно интересные выступления в лектории «Прямая речь» давно привлекают школьников и родителей.
В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.
Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Цензоры за работой» – это увлекательное исследование того, как в разных обстоятельствах и в разные времена работает цензура. В центре внимания автора три далеких друг от друга сюжета – роялистская Франция XVIII века, колониальная Индия XIX века и Восточная Германия на рубеже 1980–1990-х годов. Автор на многочисленных примерах прослеживает, как именно работала цензура, что сами цензоры думали о своей работе и каким образом они взаимодействовали с книжным рынком, в том числе и «черным».
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.