О природе и языке - [13]
Мы уже упоминали идею о том, что функциональная структура предложения в основном единообразна и большая часть наблюдаемого разнообразия (а возможно и все) связана со степенью морфологической реализации функциональной структуры. Этот подход на деле распространяет на область глагольной морфологии то направление исследований, которое лет двадцать тому назад доказало свою успешность на материале морфологии падежа: значительные видимые различия между функционирующими падежными системами допускали по существу единообразные системы приписывания/сличения падежа с одинаковыми синтаксическими последствиями независимо от конкретного языка (т. е. запуском передвижения в пассиве, неаккузативными и поднимающими глаголами и пр.). Большая часть разнообразия в результате сводилась к явной или неявной морфологической реализации падежа (Vergnaud 1982). В вырисовывающейся картине синтаксис, в основном единообразный за исключением набора параметров, сочетается с системами словоизменительной морфологии, которые допускают разнообразие (по-видимому, с широким спектром возможных словоизменительных парадигм — от очень богатых до крайне скудных — и с выражением параметрических значений для синтаксического компонента: передвижение составляющих и ядерных элементов должно быть либо явным, либо неявным и пр.).
Эмпирические исследования IP, СР и DP раскрыли чрезвычайно богатые функциональные структуры, дополняющие лексические проекции существительных и глаголов. Это открытие, начатое где-то в середине 1980-х гг., в последнее время вызвало автономные исследовательские проекты — «картографические» проекты, целью которых является составление максимально подробных карт синтаксических конфигураций. Результаты картографических исследований в конце 1990-х гг. и текущие работы (см., к примеру, статьи в сб. (Cinque 2001; Belletti 2004; Rizzi 2004)), хотя и ведут к более богатым синтаксическим представлениям, чем считалось еще несколько лет назад (IP, СР и DP обозначают структурно сложные зоны, а не единичные слои), тем не менее, подкрепляют точку зрения о сущностном единообразии естественных языков. С одной стороны, подтверждается фундаментальная неизменность функциональных иерархий, хотя представления синтаксических конфигураций обретают большую реалистичность и дробность, чем в более ранних работах (особо в этой связи хочется отметить результаты исследования структуры предложения в (Cinque 1999)). С другой стороны, все филигранные структуры предложений и составляющих складываются из одного строительного материала — минимальной структуры, возникающей в результате фундаментальной структурообразующей операции merge ‘сцепить’ в системе (Chomsky 1995 а). Лексикон функциональных элементов оказывается намного богаче, чем считалось прежде, но фундаментальные исчисления, нанизывающие элементы один к одному, являются элементарными и единообразными для всех категорий и всех языков.
Открытие глубины и широты межъязыкового единообразия позволило мыслить УГ как непосредственный компонент конкретных грамматик, и притом наиболее важный их компонент; в свою очередь параметрические модели внедрили соответствующий специальный язык для расширения и углубления процесса открытия межъязыкового единообразия. Таким образом, разработка моделей и отточенность эмпирических открытий, в которых эти модели коренятся, идут рука об руку на протяжении двадцати последних лет.
Минималистская программа
6.1. К истории вопроса
Подход принципов и параметров обеспечивает потенциальное решение логической проблемы усвоения языка, одновременно разрешая напряжение между дескриптивной и объяснительной адекватностью: усвоение очень сложных грамматических моделей можно проследить к врожденным принципам и ограниченному процессу отбора вариантов. Таким образом, в каком-то смысле наблюдаемые свойства конкретной грамматики получают объяснение, ведь они сводятся к свойствам УГ и ограниченному остатку. Далее встает ряд вопросов, касающихся самой формы УГ: поддаются ли свойства УГ дальнейшему объяснению или же процесс объяснения должен остановиться на текущем состоянии нашего понимания? С одной стороны, не исключено, что более глубокое понимание физического субстрата УГ дало бы дальнейшие объяснения существования некоторых из ее свойств: вполне может быть так, что принципы структурной организации и интерпретации языковых выражений имеют ту форму, которую мы наблюдаем, а не какую- либо другую вообразимую форму, в силу некой необходимости, внутренне присущей вычислительной технике, т. е. соответствующим структурам мозга. С другой стороны, подробное исследование физического субстрата — это отдаленная цель, ожидающая крупных продвижений в науках о мозге (не говоря уже о деле еще более далекого будущего, когда будут исследованы соответствующие эмбриологические и генетические факторы), и при этом вполне может потребоваться введение совершенно новых понятий. Для того чтобы связать и интегрировать функциональное моделирование и изучение исчисления на клеточном уровне, как подчеркивается в гл. 3 настоящей книги, могут оказаться необходимыми крупные эмпирические открытия и концептуальные прорывы. А какие направления можно развивать на ближайшую перспективу? Здесь-то и вступают в. игру минималистские вопросы.
«Если у вас при себе молоток, то любая проблема для вас — гвоздь». С помощью провокационных обобщений и упрощений Ноам Хомский, известный лингвист, философ, общественный деятель, беспощадный критик политики США и противник глобализации, бросает вызов читателям, побуждая их мыслить активнее и в итоге заставляя по-новому взглянуть на острые проблемы современности. На чем основывается современный экономический и политический миропорядок? Каково будущее демократии в арабском мире? Что подтолкнуло Европу к экономическому кризису? Рассуждая об этом, а также о ценностях свободы, суверенитета, соблюдения прав человека, Хомский оперирует фактами, казалось бы, известными каждому из нас, но его выводы абсолютно неожиданны и потому гениальны.
Книга Ноама Хомского «Кто правит миром?» – крайне значимый для XXI века труд, призванный встрясти мир и пошатнуть всеобщее спокойствие, добравшись до самых основ современного мироустройства. Анализ Хомского текущих процессов во внешней политике сосредоточен на фактах, течениях и политических дискурсах, которые, как правило, выпадают из пространства общественного мнения и остаются в тени. В книге рассматриваются «Настоящие правители» XXI века и их влияние на современность и будущее человечества. Прежде всего, речь идёт об Америке, ее становлении сверхдержавой и сбоях системы, преступлениях, внешних и внутренних друзьях и врагах.
В этой книге известный американский интеллектуал и политический деятель размышляет о глубоком кризисе, надвигающемся на современные западные общества, чьи социально-экономические проблемы достигли таких масштабов, что пришло время говорить о новой «классовой войне». Опираясь в своей аргументации на обширный фактический материал, Хомский вскрывает противоречия, порождаемые нарождающимся глобальным капитализмом, и предлагает его всеобъемлющую критику.
Ноам Хомский, один из ведущих интеллектуалов современности, широко известен тем, что совершил революционный переворот в науке о языке, так называемую «хомскианскую революцию».Автор более 100 книг и более 1000 статей, почетный профессор 40 университетов мира, самый цитируемый в мире автор из ныне живущих, Ноам Хомский к тому же является выдающимся политическим мыслителем и одним из самых популярных левых деятелей в мире. «Совесть Запада», автор многочисленных бестселлеров в сфере политической публицистики, Хомский широко известен своей критикой американской внешней политики, государственного капитализма, манипулирования обществом с помощью средств массовой информации.
Американский лингвист, публицист, философ Ноам Хомский считается одним из наиболее влиятельных из ныне живущих интеллектуалов. Ярый и последовательный критик политической тирании, анархист Хомский анализирует роль государства от его истоков до современности и обозначает векторы его будущего развития. Он считает одинаково регрессивными идеологии государственного социализма и государственного капитализма, а государство будущего связывает с развитием либертарианства как логического продолжения идей классического либерализма.
Книга Ноама Хомского «Гегемония, или Борьба за выживание», моментально ставшая бестселлером в США, наглядно показывает, как на протяжении более полувека Америка активно проводит в жизнь свою грандиозную имперскую стратегию во всем мире. Американское руководство проявило свою готовность — как во время Карибского кризиса — идти на любые риски для достижения мирового господства. Интеллектуал с мировым именем, Ноам Хомский, в данной книге исследует причины и истоки того, что привело нас на грань мировой катастрофы, что движет руководителями наших стран, когда они сознательно подвергают всех нас смертельной опасности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.