О нем доложили Сталину - [68]

Петр выждал и начал действовать. Запустил руку в рюкзак, пальцы нащупали что-то мягкое; это запасливый Шевченко прихватил пару нательного белья. Под ней оказалось то, что он искал — папка с документами. Теперь, когда она была в его руках, предстояло сделать самое трудное — выбраться из хаты и остаться незамеченным часовым. Благо пол был земляной и не скрипел под сапогами. Проскользнув к выходу, он открыл дверь и выглянул наружу. Часового поблизости не оказалось; его шаги доносились со стороны сада. Воспользовавшись моментом, Петр шмыгнул за угол хаты и принялся по ходу разбрасывать красноармейские книжки. А дальше фантазия подсказала ему еще одну убедительную деталь — кучка фекалий и испачканный в них список диверсантов должны были послужить убедительным доказательством того, что перепивший Шевченко не ведал, что творил. В хату Петр возвратился никем не замеченный. Дружный храп продолжал сотрясать стены. Заснул он с мыслью: «Должно сработать».

Разбудил Петра истошный вопль:

— Встать, сволочи!

Он открыл глаза. В тусклом свете керосиновой лампы перед ним бесновался размытый силуэт.

— Встать! Я кому сказал! — надрывался фельдфебель.

Петр, вслед за ним Коляда с трудом поднялись и, сонно хлопая глазами, уставились на Бокка. Попытка Шевченко подняться, не удалась. Ноги его не слушались, и он снова повалился на пол.

— Встать, грязная свинья! — взвился Бокк и пнул его сапогом в бок.

Шевченко хэкнул, но по-прежнему остался лежать.

— Петренко! Коляда! Поднять мерзавца!

Они подхватили Шевченко под руки и, поддерживая под спину, поставили на ноги. Покачиваясь, он осоловевшими глазами таращился на фельдфебеля. Тот, тыча ему в лицо изгаженным списком диверсантов, сорвался на визг:

— Это что такое, мерзавец? Что?

— Э-э, б-бу-мага, — мычал Шевченко.

— Бумага?! Засранец, все обосрал! Сгною!

Угрозы и сам вид Бокка наконец проняли Шевченко. Он испуганно захлопал глазами и, как рыба, выброшенная на берег, хватал воздух распахнутым ртом. Не меньше его перетрусил Коляда. Он понял, что обгадившийся с головы до ног Шевченко, втоптал в это дерьмо и его. Петр мялся с ноги на ногу и угрюмо молчал. Не добившись ответа от Шевченко, фельдфебель обрушился на них:

— А вы чего молчите?

— Я спал, — пробубнил Петр.

— Я тоже, — промямлил Коляда.

— А ты, скотина, что скажешь? — Бокк схватил Шевченко за грудки.

В замутненном сознании того наступил просвет. Запинаясь, он спросил:

— И-и чи-то случилось, господин фельдфебель?

Это еще больше взбесило Бокка. Он уже не контролировал себя и со всего маху заехал в зубы Шевченко. Тот отлетел к стене и студнем расплылся по полу. Петр и Коляда отшатнулись в стороны. Бокк ожег их испепеляющим взглядом и с презрением бросил:

— Швайн! — Затем рявкнул: — Всем на улицу! Искать документы!

Наступая друг другу на пятки, инструкторы повалили из хаты. По двору бродили диверсанты и внимательно осматривали каждый клочок земли. Поиски продолжались около часа. Закончились они у кучки дерьма с плачевным результатом: одну красноармейскую книжку — радиста диверсионной группы — найти не удалось.

Попытки Бокка добиться от Шевченко вразумительного ответа, где он мог еще болтаться, ни к чему не привели. Раздавленный происшествием и униженный зуботычинами Бокка Шевченко забился в угол хаты и оттуда постреливал затравленным взглядом. Обгаженный список диверсантов и утерянная красноармейская книжка ставили жирный крест не только на его службе в абвере, а, возможно, и жизни. Операция по переброске группы диверсантов за линию фронта, не начавшись, закончилась самым скандальным образом. Бокку ничего другого не оставалось, как дать команду на возвращение всей группы в Краснодар.

Их появление в штабе вызвало ярость и гнев Штайна — Шевченко, Коляду и Петра посадили под замок в холодную. Затем в течение следующего дня Райхдихт проводил с ними перекрестные допросы и очные ставки, но так и не добился ясности, что же на самом деле произошло на хуторе. Очевидным было только одно — в ту ночь инструкторы напились до поросячьего визга. Их отговорки, что они промокли до нитки и, чтобы не заболеть, согрелись спиртным, уже не могли исправить дела — группа диверсантов была расшифрована.

Продержав виновников происшествия два дня под арестом, Штайн принял решение: Шевченко отчислить из абвера, а Петра и Коляду лишить всех денежных вознаграждений. Но одним этим он не ограничился и издал приказ, категорически запрещавший инструкторам при сопровождении агентов на задание брать с собой спиртное. После этого жизнь группы опять возвратилась в рабочее русло, но ненадолго.

Обстановка на фронте резко обострилась. Войска Северо-Кавказского и Закавказского фронтов, перегруппировав силы, возобновили наступление на Кубани. Попытки 1-й танковой армии вермахта нанести контрудар не увенчались успехом. Перемолов ее в своих жерновах, передовые части 46-й и 37-й армий выбили гитлеровцев из Кропоткина, Тихорецка и к 6 февраля вышли на рубеж Усть-Лабинск — Бриньковская. Раскаты тяжелой артиллерии были отчетливо слышны в Краснодаре и служили грозным предупреждением для оккупантов.

В штабе генерала Бутлара лихорадочно готовились к обороне города и требовали от Штайна информации о всех перемещениях и резервах советских войск. В этой обстановке он заставлял инструкторов-вербовщиков выгребать из лагерей военнопленных всех мало-мальски пригодных для выполнения заданий. О качестве подбора и подготовки шпионов и диверсантов уже не шло и речи. Обучение занимало три-четыре дня и сводилось к простому натаскиванию. После чего их пачками забрасывали за линию фронта.