О нем доложили Сталину - [63]

— Мне ничего, а вот жене и детям ты нужен.

— А тебе якэ до них дило?

— Хочу, чтобы они не потеряли мужа и отца, — заявил Петр и напрягся.

От ответа Василия зависело многое. Лицо Матвиенко исказила гримаса, а пальцы сжались в кулаки. Рука Петра опустилась на рукоять тесака. Это движение не укрылось от внимания Василия. Его плотно сжатые губы разжались, и с них слетело:

— Боишсь, шо донесу Гессу?

— Доносить? А чего такого я сказал? — Петр пожал плечами, а голове пронеслось: «Неужели ошибся?».

— А хто цэ мини предлагал на ту сторону бежать? — с ехидцей спросил Матвиенко.

— Я предлагал? Тебе показалось.

— Показалось? А Аппельта цэ ты спихнул?

Вопрос, а еще больше взгляд Матвиенко сказали все Петру. Василий похоже понял, что у дома Аппельта он оказался не случайно, и все это время хранил молчание. Теплая волна окатила Петра: «Ну, Вася, ты и змей. Знал и столько молчал». И уже не таясь, спросил:

— А ты как думаешь?

Василий хмыкнул и заявил:

— Ну, туды ему и дорога.

Петр рассмеялся и в тон ему заметил:

— Так, может, еще кого сплавим?

— А шо, запросто.

— Молодец, Вася! Ох, как мне тебя раньше не хватало! — воскликнул Петр и, не стесняясь своего порыва, стиснул его в своих объятиях.

Глаза Матвиенко повлажнели, и с его дрожащих губ сорвалось:

— Петро, так ты свой?

— Свой! Свой, Вася!

И когда они овладели чувствами, Василий спросил:

— Та шо мине робыть?

— Готовиться к выполнению задания.

— Якого?

— Гесса.

— Як? — опешил Василий.

— Самым добросовестным образом. В группу зачислят только пятерых. Ты должен попасть в их число.

— Понял. А шо потом?

— Не спеши, придет время — все скажу, — закончил на том разговор Петр и отправился в штаб.

Следующие четыре дня он, Матвиенко и еще шестеро диверсантов под командованием Бокка усиленно готовились к выполнению задания. 17 декабря 1942 года Гесс без всяких объяснений отменил его, а сам укатил в поселок Абрау якобы с инспекционной поездкой. Острые языки по этому поводу злословили: шеф заблудился в лабиринте подвалов знаменитого винзавода и, пока не выпьет все запасы, назад не вернется.

В его отсутствие личный состав группы совершенно расслабился. Учебный процесс с группами курсантов шел через пень-колоду. В комнатах общежития и кабинетах штаба все чаще раздавались загадочные хлопки. Страсть капитана к зеленому змию оказалась заразительной. К рюмке стали прикладываться не только свободные от занятий инструкторы, но и некоторые дежурные. Служба в группе в рождественские дни шла кое-как.

В какой-то момент в голову Петра пришла шальная мысль: вместо рождественского гуся подложить гитлеровцам большую «свинью». Он поделился ею с Матвиенко, тот с ходу поддержал. От идеи разбросать по городу листовки, в которых раскрывалось бы истинное назначение интендантского отдела, за чьей ширмой скрывалась абвергруппа, они отказались. Слишком хлопотным выглядело это дело.

— А если краской намалевать на стене, шо тут шпионская школа? — предложил Василий.

— Хорошая мысль! — живо поддержал Петр, но, подумав, усомнился. — Рискованно, дежурный может заметить, да и времени не хватит.

— Да, не пойдет, — согласился Василий. — Так шо делать?

— Может, тогда плакат повесить?

— Точно! Быстро и никто не побачит, — снова оживился Василий.

— Так и сделаем.

— Вот только где столько бумаги и краски найти?

— Не проблема, — заверил Петр, подумав о начальнике типографии Николае Бойко.

У него Петр заказывал бланки красноармейских книжек, командировочных предписаний, госпитальных справок; в общем, все то, что потом служило абверовским агентам в качестве документов прикрытия.

— И когда будем давать рекламу гессовскому выводку? — Василий уже загорелся идеей преподнести немцам «праздничный подарок».

— На Рождество, — не задумываясь, назвал дату Петр.

— Точно. Пока гансы будут жрать своего гуся, мы подсунем им «свинью».

— И еще какую!

— Надо такое написать, шоб Гесс сразу протрезвел.

— Напишем, — заверил Петр и, не откладывая, взялся за дело.

После обеда он поехал в типографию. Бойко был на месте и распекал наборщика. При появлении Петра его воинственно торчащие усы обвисли и на лице появилась кислая улыбка.

— О, господин Петр енко! — воскликнул он, но в его голосе не было энтузиазма.

— Здорово, Николай Пантелеевич. За что хлопца строгаешь? — бодро спросил Петр.

— Их не строгать, так вы же с меня три шкуры спустите.

— Так уж и три?

Бойко, смешавшись, ответил:

— Но по головке точно не погладите.

— Ладно, Пантелеич, я приехал не шкуру с тебя драть и не по головке гладить. Праздник на носу. Нужна краска, плакатные перья и хорошая бумага.

— Чего-чего? — Бойко не сразу понял, о чем идет речь.

— Ну, там разные штуковины рисовать, писать.

— A-а, ясно, сейчас подберем.

— И такую, чтоб на дожде не смывало, — напомнил Петр.

— Сделаю, господин Петренко. Один момент, — засуетился Бойко и просеменил на склад. Возвратился он с рулоном плотной бумаги, пачкой плакатных перьев и банками с краской.

Через час Петр был уже в группе. Все добытое в типографии он с Василием спрятал в гараже. Уже вечером они приступили к осуществлению своего плана. Работа шла споро; надо было закончить ее до комендантского часа. Написанный плакат положили в тайник. Теперь оставалось запастись терпением и ждать наступления Рождества.