О нем доложили Сталину - [58]

— Ром, а Петро дело каже, — поддержал его Шевченко.

— Ладно, опосля погутарим, — не стал спорить Лысый и кивнул на бутылку. — Наливай.

Шевченко разлил водку по рюмкам и произнес тост:

— Хлопци, выпьем за тэ, шоб у цем роки угробить коммуняк, та пидэм до хаты!

Выпив, Лысый вдруг скуксился, мрачно обронил:

— Кажешь, до хаты.

— А шо, ни? Почитай бильше рока диток не бачив, — посетовал Шевченко.

— Побачить, колы рак на гори свисне.

— Ром, а ты шо, сомневаешься? Подывись, як нимец пре!

— И шо? До Москвы тож пер, а там его на жопу посадили.

— Так тэж було в прошлом роки, а сегодня вин уже до-шов до абрэкив. А ти тильке и ждут, шоб кишки коммунякам пустить.

— Ага, пустят. Придэ зима, и ось побачить, як москали надерут жопу нимцу, — гнул свое Лысый.

Шевченко переглянулся с Петром и с раздражением бросил:

— Ром, я шось нэ пийму. Ты чи за нимца, чи за коммуняк?

Тот яростно сверкнул глазами и отрезал:

— Я за незалэжну Украину!

— Так мы ж с Петром тож за тэ. Но сначала надо покончить с коммуняками, а потом по хатам.

— По хатам… Так воны тоби и дадут.

— Та хто — воны?

— А ты шо, не разумляешь? — продолжал говорить загадками Лысый.

— Ром, говори прямо. Тут все свои, — Петру тоже надоели его туманные намеки.

— Ладно, хлопцы, — примирительно сказал Лысый и полез в карман, достал вдвое сложенный листок бумаги и, развернув на столе, ткнул в него пальцем. — Ось, дывысь!

Петр и Шевченко склонились над листком. В верхней его части в глаза бросился голубой трезубец — то была листовка ОУН. Ее авторы призывали своих единомышленников не только не допустить восстановления на Украине большевистско-жидовского ига, но и подняться на борьбу с немцами. Последний абзац листовки изумил Петра и Шевченко, и они в один голос воскликнули:

— Как так?!

— А ось так, хлопцы. Шо большевики, шо гансы — одна сатана, — заявил Лысый и, понизив голос, сообщил: — У мэнэ на батькивщине гансы дэвять хлопцив з ОУН вбылы.

— Та не може быть! — не поверил Шевченко.

— Може, Трофим, може. Ты подывысь, як Рудель и друга немчура к нам относятся? Як к скотине, — пробормотал он.

— Так что же делать, Рома? — задался вопросом Петр.

— Пока ждать.

— Чего?

— Зимы.

— И что тогда будет?

— Сталин Гитлеру харю начистит, вот тогда и рванем до хаты. Там наши хлопци тилькэ и ждут, шоб пидняться.

— И много их?

— Богато, — не стал дальше развивать разговор Лысый и, сложив листовку в карман, хмыкнул: — Ой, хлопци, шось в горли дыренчить, треба горло промочить.

Шевченко понял намек, снова разлил водку по рюмкам, и Лысый произнес тост:

— За незалэжну Украину!

Его дружно поддержали и затем навалились на только что снятый с углей шашлык. В тот вечер они больше не возвращались к опасной теме и принялись перемывать кости Самутину и Райхдихту. Петр поддакивал собутыльникам, а у самого из головы не шла мысль, как обернуть пьяные откровения Лысого и националистическую листовку против него. Она не давала ему покоя и в общежитии.

Решение пришло неожиданно — использовать в этих целях начальника секретной части ефрейтора Коха. У него хранились папки с материалами инструкторов. Петр несколько раз был невольным свидетелем того, когда он копался в папках. Вряд ли им двигало праздное любопытство. Скорее, он подрабатывал у Райхдихта на ниве осведомительства. Определившись с исполнителем задуманного плана компрометации Лысого, Петр стал ждать удобного случая, чтобы завладеть листовкой. Вскоре он представился.

Лысый вместе с группой курсантов выехал на занятия в полевой лагерь под Пашковскую, а у Петра выдался свободный час. Он не замедлил этим воспользоваться и возвратился в общежитие. Там царила сонная тишина. Дежурный клевал носом за стеклянной перегородкой и не заметил его. На втором этаже, где находилась комната Лысого, тоже никого не оказалось. Петр открыл дверь и переступил порог. Обстановка в комнате ему была хорошо знакома: кровать, стол, тумбочка и платяной шкаф.

«С чего начать? Со шкафа», — решил он и распахнул дверцы. В глаза бросился кожаный чемодан, лежавший на верхней полке, и руки сами потянулись к нему.

«Стоп! Лысый не дурак, чтобы хранить листовку в том, что торчит на виду. Так, где же спрятана листовка? Может, в коробках?» — и Петр принялся перебирать их содержимое.

Серебряные ложки, фарфоровый сервиз, отрезы ткани — обычной набор мародера. Значит, где-то есть тайник. В столе? В тумбочке? Но и там его не оказалось. Обнаруженная под журналами стопка порнографических фотографий свидетельствовала о сексуальных пристрастиях Лысого, но никак не о националистических и антигерманских взглядах.

Петр отступил на середину комнаты и мысленно перебрал все возможные места, где Лысый мог хранить самое ценное — золото. Точно, листовка должна быть там, где и золото.

«Так где же оно может быть?» — задумался Петр. Единственным предметом, который оставался не осмотренным, был чемодан.

Петр стащил его с полки, положил на стол и попытался открыть замки, но они были заперты на ключ. Выручила булавка. После легкого нажима верхняя крышка открылась. Перед глазами Петра предстали россыпь часов в серебряной и золотой оправе, связка золотых колец и фотоальбом.