О нем доложили Сталину - [53]

— Чего надо? — заплетающимся языком спросил Петр.

— Партию в бильярд не хош сгонять?

— Не, я спать хочу.

— А на интерес?

— Я же тебе русским языком сказал: нет!

— А на немецкий шнапс слабо? — не отставал изнывавший от безделья дежурный.

— Пошел к черту! — потерял терпение Петр.

За дверью раздались обиженное сопение и невнятное бормотание. «Пристал, как банный лист», — последнее, о чем подумал Петр и провалился в сон.

Пробуждение было внезапным. Его трясли словно переспевшую грушу. Он с трудом открыл глаза, и в свете керосиновой лампы увидел Шевченко.

— Вставай, Петро! Вставай! Тревога! — надрывался тот.

— Какая тревога? Где? — спросонья Петр ничего не мог понять.

— Колесов сбег!

— Какой Колесов?

— С группы Задорожного.

— Как? Куда?

— Я почем знаю. Гопф объявил общее построение, там такой шухер… Давай-давай, шевелись! — торопил Шевченко.

До Петра наконец дошло — в группе произошло ЧП. Подобное на его памяти случалось всего два раза. Он встал с кровати, и его повело — сказывался выпитый стакан самогонки. Трясущимися руками натянул брюки, френч и, пошатываясь, потащился на улицу.

Со стороны плаца доносились гортанные команды. Лучи прожекторов суматошно метались по территории. Окна на втором этаже штаба сияли, как рождественская елка. Серая, безликая масса курсантов и инструкторов выстраивалась по подразделениям. Петр разглядел богатырскую фигуру Романа Лысого и пристроился рядом с ним.

Дежурный по группе подал команду. Шум стих. Над плацем звучала разноголосица фамилий — шла перекличка. Она подтвердила факт — Колесов исчез из группы, а вместе с ним из кабинета Гопф-Гойера пропали документы. Он рвал и метал. Первыми получили свое дежурный по штабу вместе с помощником — они отправились на гауптвахту. Позже к ним присоединился Задорожный, непосредственный командир Колесова. Курсантов, чаще других общавшихся с ним, заперли в классе учебного корпуса. За них взялся Райхдихт, надеясь хоть что-то получить, проливающее свет на побег Колесова. Остальных офицеров и инструкторов Гопф-Гойер разбил на тройки и отправил прочесывать город.

Петр оказался в группе с Шевченко и инструктором Беловым. Им достался отдаленный и наиболее опасный район города — рабочая окраина. В нем активно действовали подпольщики, и существовала вероятность того, что вместо Колесова можно было нарваться на пулю или нож. Старший группы Шевченко не горел желанием лезть на рожон и до наступления рассвета предпочитал держаться ближе к полицейскому участку и румынской комендатуре. С рассветом они двинулись в глубь района. До обеда колесили по району, а когда ноги загудели от усталости, забрались на третий этаж бывшего завода управления, откуда открывался обзор на бойкий перекресток Пролетарской и Заводской улиц.

Шевченко смахнул со стола пыль, выложил на него сверток с колбасой и предложил:

— Ну шо, хлопцы, порубаем?

— Голод — не тетка, а на Шойриха надежды нема, — согласился с ним Белов и достал из кармана ломоть хлеба.

Петр добавил к этому прихваченную на всякий случай банку рыбных консервов.

— Рыбка плаває по дну, хрен пиймаешь хоть одну, — с ухмылкой заметил Шевченко и, запустив руку во внутренний карман кителя, объявил: — А я пиймав!

В его руке появилась четвертушка водки.

— О, мерзавчик! Как раз к столу, — обрадовался Белов.

— Ну, ты молодец, Трофим. С тобой как у Христа за пазухой, — похвалил его Петр.

— Не, со мной лучше, там не наливают, — хохотнул Шевченко и, сделав глоток из бутылки, пустил ее по кругу.

Какое-то время они сосредоточенно жевали — голод дал о себе знать. И когда он поутих, разговор снова возвратился к побегу Колесова.

— Сволочь, теперь задолбают комиссиями! — в сердцах произнес Белов.

— Скотина, всю малину обосрал нам с Ромкой! — взорвался Шевченко. — Мы вчера таких гарных баб сняли. На сегодня договорились у Тоньки сгуртоваться и на тебе заказали.

— А може, обойдется все ором, если эту падлу поймают.

— Не, Мыкола, замылить цэ дило не дадут, — не согласился Шевченко с Беловым.

— Теперь Гопфу точно жопу надерут, ну, и нам достанется, — поддержал его Петр.

— От же, сука! От же, гад! А как все хорошо шло, — сокрушался Белов.

— Эх, гавкнулся мий отпуск. А я почитай цилый рок не бачил жинку. Своими бы руками задушил эту сволочь! — грозился Шевченко.

Он и Белов продолжали на все лады поносить Колесова. А Петру не давала покоя мысль, что он проглядел в нем надежного и верного помощника. Перед его глазами стояли худенькая, почти мальчишеская фигурка Алексея и его открытое лицо, усыпанное у носа забавными веснушками. Среди других курсантов он ничем особенным не выделялся. На занятиях вел себя тихо, компаний ни с кем не водил, распоряжения инструкторов и старшего группы выполнял исправно. Словом, был «тихой овечкой», которая, кажется, и жила только одним — как бы уцелеть в стае волков.

«Вот тебе и овечка. Как же ты его просмотрел? — казнился Петр и молил Бога в душе, чтобы Колесову повезло уйти от засад и добраться к своим. Но этой надежде не суждено было сбыться. Белов первым заметил промелькнувший на перекрестке «опель» группы и окликнул Шевченко:

— Трофим, кажись, наша смена едет.