О недугах сильных мира сего - [25]

НИЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЕМУ НЕ БЫЛО ЧУЖДО. Давайте отложим в сторону почтение и посмотрим на личность Карла немного иначе. Вспомним, например, как, согласно романсу Неруды, уселся он с Бушеком из Велгартиц "к дубовому столу", за которым - почему бы не поверить поэту? -- выпили они вдвоем "много кубков и напелись во всю глотку". Или как в королевском одеянии прогуливался государь среди каменщиков, возводивших стены Нового Города, и вел с ними беседы -- с пониманием да со знанием дела. Да еще на чешском языке!

К чешскому -- своему родному языку -- Карл IV вообще питал слабость. Хотя все изданные им важные грамоты и его жизнеописание написаны по-латински, он настаивал на том, чтобы в обычном общении и делопроизводстве в учреждениях писали и говорили по-чешски. В Золотой Сулле, этом основополагающем законе "Священной Римской империи", действовавшем на протяжении всей ее истории, говорилось, что все чиновники в империи, и даже сыновья германских князей и курфюрстов должны учиться чешскому языку. И хотя все жены Карла были по происхождению иностранки, чешский язык преобладал и при дворе. Особенно красноречивым свидетельством национального сознания Карла является введение славянских литургий в построенном им Эмаузском монастыре. Известно, что монастырю "На Славянах" Карл IV подарил, в частности, уникальное евангелие, авторство которого приписывается опату сазавского монастыря Прокопу, которое позднее попало в Реймс, где стало традиционным реквизитом при коронационных обрядах французских королей.

Впрочем, это уже о другой слабости Карла, или скорее, о его страсти. Известно, что он собирал реликвии, то есть мощи святых, которые хранил в драгоценных шкатулках -- произведениях искусства работы лучших золотых дел мастеров того времени. Менее известно, что Карл обладал многочисленным собранием редких рукописей и вручную написанных книг религиозного и светского характера (ими он снабдил позднее новую университетскую библиотеку), а также, что свою страсть коллекционера он распространил и на античные монеты, камеи и природные минералы. О размерах всех его коллекций, содержавших, согласно инвентаризации 1379 года, более 3 900 единиц, "свидетельствует сообщение, которое приводит итог грабежа Сигизмунда: когда в 1422 году он увозил из страны коллекции своего отца и брата, ему понадобилось 500 повозок. "Однако ему недолго довелось радоваться добыче, -узнаем мы из книги издательства "Свобода", посвященной коллекционированию, -- так как уже у Немецкого Брода (ныне Гавличкув Брод) повозки захватили гуситы".

Карл IV был также человеком, наверняка унаследовавшим несколько капель беспокойной крови своего отца -- рыцаря и искателя приключений. Что же касается его матери -- Элишки Пржемысловны, то, по дошедшим до нас историческим документам, она тоже отнюдь не была флегматичной. Таким образом, государственная, дипломатическая и человеческая мудрость чешского короля и римского императора Карла IV должна была постепенно созреть, как зреет она с возрастом у каждого человека. В молодости он отнюдь не был монахом, о чем свидетельствуют не только современники (в достоверности их высказываний иногда можно сомневаться, потому что, как известно, немцы недолюбливали Карла IV, говоря, что он был отцом чехам, зато отчимом немцам), но и, в частности, сон, о котором упоминает в своем жизнеописании сам монарх. Вот что привиделось ему 15 августа 1332 г. в селении Торенцо неподалеку от Пармы в Италии:

"Когда мы вместе с нашим отцом ехали из Лукки в Парму, остановились мы в селении, имя которому Тарент. Было это в воскресенье, в день Вознесения богоматери. И в ночь ту, когда мы спали, привиделось нам, будто ангел божий стоит от нас с левой стороны, где мы лежим, и в бок нас подтолкнувши, говорит: Встань и иди с нами. А мы ему в духе отвечаем: Господин, мы не знаем, как пойти с вами. И поднял он нас за волосы и вознес нас высоко над великим войском, что стояло у крепости, готовое к бою. И держал нас ангел в воздухе над этим войском и обратился к нам: Взгляни и смотри! И смотрим, другой ангел сошел с неба, размахивая огненным мечом в руке, и ваял одного посреди войска и отсек ему мечом мужской сосуд. И умер тот, смертельно раненный, сидя на коне. Тогда ангел, державший нас за волосы, изрек: Знаете ли вы того, что ранен ангелом до смерти? И ответили мы: Не знаем, господин, и места тоже не знаем. И говорит он: Да будет тебе известно, что это есть дельфин вьеннский, который за грех прелюбодеяния так Богом наказан. Поэтому блюдите себя и отцу своему передайте, дабы избегал он таких грехов, иначе худшие вещи постигнут вас".

Сей "дельфин вьеннский" был дофин из Вьенн, кузен Карла. Описывая свой сон, Карл сообщает далее, что этот кузен был действительно в то же самое время ранен и вскоре умер. Можно было бы сказать -- обыкновенный сон и вера в сны. Но причем здесь "мужской сосуд", "грех прелюбодеяния" и серьезное предупреждение Карла и его отца? По меньшей мере, это свидетельствует о не слишком-то спокойной совести.

Фактом остается то, что Карлу 1332 года (да и более позднего периода, когда его -- молодого еще императора римского -- римский папа Климент VII порицает за слишком "вольную, недостойную и неподходящую для императора" одежду) далеко до рассудительного короля пятидесятых -- семидесятых годов -короля периода его наивысших политических и дипломатических успехов и мудрого правителя Чехии и всей "Священной Римской империи". Он далеко не так еще религиозен -- порой до ханжества: позднее его фанатическое отношение к религиозным обязанностям удивляло даже его современников и приписывалось его религиозной психопатии, унаследованной от деда Вацлава II. Впрочем, видимо, это не единственное и не достаточное объяснение.