О мышлении в медицине - [63]

Медицинское мышление нельзя просто отождествлять с философским или логическим. Ведь в медицине даже и ложный путь иногда ведет к благоприятным результатам и, наоборот, даже правильное мышление не бывает увенчано успехом. Очевидно, также и здесь могут сталкиваться правильные и неверные ходы мысли и затем в сочетании давать результат, в котором можно найти и те и другие элементы. Для медицины это весьма характерно и влияет на ее отношение к философскому мышлению. Философ Eduard May сказал однажды, что свободной от мышления медицины как искусства быть не может, тем более свободной от мышления медицины как науки. На практике, т. е. у врача, находящегося у постели больного, вначале, когда он имеет дело с обыкновенным случаем, упомянутые мыслительные процессы, конечно, не возникают; все получается, так сказать, само собой, автоматически, и нахождению правильного пути помогает опыт. Положение, конечно, иное в сложном случае, когда надо применить весь запас научных знаний, опыта и мыслей.

Нет никаких сомнений в том, что медицина обладает единственной в своем роде структурой. Ни одна другая наука не построена так, как медицина, и не связана так тесно со всеми областями жизни. И так как речь всегда идет о людях, каждый из которых отличается особенными свойствами, то уже из этого вытекает неповторимый образ медицины. Точное и описательное природоведение, физическое, химическое, биологическое и психологическое мышление, исследование и народная мудрость, магия и оккультизм, наркотики и мистика, религия и мировоззрение, этика и законодательство, криминалистика, педагогика и социальная политика, дух холодного исследования и сострадательная благотворительность, природа и ее противоположность — все это мы, как подчеркивает Е. May, можем найти среди всего того, что можно обнаружить и установить в области медицины. И сюда относится не только это, но и многое другое, и если мы примем во внимание еще и неповторимость человека как индивида и поражающих его болезней, то мы убедимся в калейдоскопическом характере медицины и в сложности медицинского мышления и действий врача.

Именно эта сложность и приносит медицине величайшие трудности. Ведь речь никогда не идет о чем–то отдельном; речь идет о сложных взаимосвязях между органами, о сложных взаимосвязях, из которых мы можем узнать лишь малую часть. Функции желез внутренней секреции нам уже довольно ясны; мы, например, научились учитывать преобладающую роль придатка головного мозга; таково же положение с принципами кибернетики, величественным механизмом, регулирующим все биологические процессы, побуждающим и тормозящим, насколько этого требует сохранение нормального состояния здоровья. Но как мало, несмотря на все это, мы еще знаем, как много остается такого, что еще требует исследования! Однако в медицине нельзя обозначать то, что еще не известно, как несуществующее. Она всегда должна быть готова осваивать новые данные, даже если это новое вначале не поддается включению в ее собственные системы мышления. Врачи должны учиться не удивляться даже самому чудесному или не отвергать этого именно потому, что оно столь абсолютно ново. Этому должна была нас научить история всех времен, а особенно история XX века.

Эта столь сложная профессия, полная всяческих трудностей, стала уделом врача, располагающего знаниями, неполноту которых он вполне сознает, обладающего и выполняющего задачу, не свойственную ни одной другой профессии. Образ врача, несомненно, окружен немеркнущим ореолом, насколько иным стал тип врача на протяжении тысячелетней истории культуры!

В догиппократовы времена врачевание было доверено жрецам, и только Гиппократ разграничил обе эти профессии. Затем наступила продолжительная эпоха, в течение которой врачи старались выработать для себя научное мировоззрение и по меньшей мере собрать воедино все то, что могло бы помочь больному. Средневековый врач опять–таки имел другой образ мыслей и подходил к больному с авторитетом своих умозрительных построений.

Лишь столетия спустя появился врач–естествоиспытатель и прежде всего гуманист, и теперь путь для движения вперед открылся для успехов медицины. При этом развилось особенное понимание врачевания. В глазах врача болезнь стала естественным процессом, поражающим организм человека, процессом, над которым больной должен одержать победу, причем врач помогает ему в этом как союзник.

Делать это врачу позволяет его умение, а основой для врачевания всегда остаются его познания в естественных науках. Этот союз между врачом и больным проявляется также и в том, что врач уже не погружается в мистические тайные действия, как было когда–то, но насколько это возможно, разъясняет больному, чем он болен и как протекает его болезнь, дает ему указания насчет его поведения, диеты и приема назначенных ему лекарств. Если возникает вопрос о хирургическом вмешательстве, то врач должен дать больному все необходимые разъяснения, но предоставить ему самому решать, согласиться ли ему на операцию или же отказаться от нее.

Таковы рамки деятельности врача в наше время, по меньшей мере в тех случаях, когда врач еще памятует о своей профессии и своем призвании в духе старых врачей. Именно в наше время врачу трудно сохранить этот первоначальный стиль, но это — вопрос особый.