О мудрости вымысла - [30]

Мы засмеялись и заставили еще одного бриться. Измученный до крайности неловким цирюльником, он вынул пять бисти, дал ему и сказал:

— Знаю, живым мне от тебя не уйти. Не хочу, чтобы плата за твой труд осталась за мною и чтобы этот долг тяготел надо мною на том свете.

Цирюльник принялся за третьего. Он до крови порезал ему голову и приложил вату, чтобы остановить струящуюся кровь. Порезал еще в одном месте и снова приложил вату. Примерно в десяти местах изрезал он ему голову и всюду прикладывал вату. Когда цирюльник обрил половину головы, тот человек не позволил ему трогать другую половину и сказал:

— На одной половине моей головы ты посеял хлопок, оставь мне другую под дыни.

Мы смеялись и насильно заставили бриться всех, кто отказывался.

Он принялся брить четвертого. Когда тот дошел до крайнего изнеможения, я спросил его:

— Сколько вас, братьев?

— Шестеро нас, если этот человек отпустит меня живым, а если нет, останется пятеро.

Пятого он изрезал во многих местах и всюду прикладывал вату. Тот дал ему два гроша. Цирюльник оказался человеком остроумным и сказал ему так:

— Одной только ваты я истратил на твою голову на пять бисти. а ты даешь мне два гроша.

Мы смеялись, рассказывали друг другу пережитые приключения.

Цирюльник принялся брить меня; мне тоже пришлось нелегко, по я не показал виду. Когда он кончил, я дал ему сколько следовало и поблагодарил:

— Пусть души твоих родителей упокоятся так, как я был спокоен во время бритья.

Товарищи стали меня упрекать:

— Сухая ослиная шкура заревела бы от боли, а ты еще благодаришь,

Я ответил им так:

— Если бы я отказался бриться, вы бы все равно меня заставили. Этот человек сохранит ко мне признательность, а я ведь проклял его родителей.

Они спросили меня:

— Как так? Я ответил:

— Если души его родителей упокоятся так же, как я был спокоен во время бритья, какие же страшные муки предстоят им в аду?

Мы выпили вина, попировали всласть, и я отправился дальше.

78 ИТАЛЬЯНСКИЕ ЖИВОПИСЦЫ

Пришел я в один итальянский город. Увидел меня некий живописец и позвал к себе. Он был старшим среди всех живописцев. Пробыл я у него месяц. Приглашали нас всюду вместе.

Раз позвал нас один живописец. Он нарисовал на косяке окна чернильницу и в ней очинённое перо. Всякому могло показаться, что там и в самом деле стоит открытая чернильница.

Был там еще один очень хороший, гордый своим мастерством живописец. Хозяин сказал ему;

— Потрудись, брат, подай чернильницу, а другой раз и я тебе услужу.

Живописец встал, — он думал, что перед ним настоящая чернильница. — протянул руку, коснулся стены и очень смутился. Мы засмеялись.

В другой раз нас позвал к себе этот самый живописец. Тот, у которого мы были в прошлый раз, позабыл о происшествии с чернильницей. А нынешний наш хозяин нарисовал на стене раскрытую настежь дверь. Могло показаться, будто эта дверь ведет в другую комнату.

Мы пили вино, живописцы из-за чего-то заспорили. Хозяин сказал тому, который нарисовал чернильницу:

— Бросьте спорить, правда об этом написана в моей книге.

Тот спросил:

— Где эта книга? Хозяин указал на дверь и сказал:

— В той комнате, возьми поскорее и посмотри. Живописец поспешно встал, хотел войти в ту комнату,

но натолкнулся на стену и ушиб голову.

Хозяин сказал ему:

— Плоховато я тебя угостил, но выучиться рисовать такие чернильницы, как твоя, можно вот в такой комнате, как эта.

Мы выпили еще вина и разошлись.

Позвал нас еще один живописец. Он усадил нас, а рядом была у него еще другая комната. Там нa жести он нарисовал водоем. Взглянув, гость мог подумать, что он полон воды.

Хозяин подзывал живописцев одного за другим, совал стакан в руку и говорил:

— Поди, брат, зачерпни воды и дай сюда.

Входя, они думали, что перед ними и в самом деле вода. Стаканы ударялись о железо и разлетались вдребезги, а они, смутившись, тайком ускользали в другую дверь.

Был среди них один живописец, человек большого ума. Хозяин протянул ему стакан и послал за водою, но тот догадался, что за этим кроется какая-то хитрость.

Потрогал рукою — оказалась жесть. Тут же поблизости лежали кисти и краски живописца, и он нарисовал на жести собаку, будто бы утонувшую в водоеме.

Художник возвратился и сказал хозяину:

— Кто-то бросил в водоем дохлую собаку. Воду нельзя пить, поэтому я не зачерпнул.

Мы пошли, посмотрели, полюбовались. Пили вино. Мне очень поправилось их искусство.

Потом нас позвал еще один живописец. Он как-то увидел жену своего товарища и нарисовал ее портрет, так что его нельзя было отличить от нее самой. Мы уселись возле портрета. Затем он позвал ее мужа. Вошел тот и увидел — жена его сидит с нами. Человек оп был вспыльчивый, подумал, что это в самом деле его жена, и, ничего не соображая в ярости, кинулся, чтобы ее ударить. Размахнулся и попал кулаком в стену. Мы много смеялись.

И так мы провели там целый месяц.

— Покинул я эти места. Повстречались мне какие-то три человека. Они сидели среди поля на перекрестке. Оказалось, что они тоже впервые повстречались друг с другом и побратались. Они плакали и ругали своих жен. Я подошел к ним и спросил:

— Какая с вами приключилась беда?

Они ответили: