О, мой ангел… - [39]

Надя посмотрела на его мускулы, рельефно выступавшие под рубашкой.

— Они правы, Оуэн. Твои плечи прекрасны. — Она вспомнила, как обнимала их, когда Оуэн нес ее по лестнице той, их первой ночью.

Оуэн чуть слышно хмыкнул.

— Ты не совсем правильно поняла меня, Надя. Я совсем не имел в виду их форму. Я говорил о выносливости. Когда у человека широкие плечи, это еще не означает, что он в состоянии брать на себя решение чужих проблем.

Кончиками пальцев он погладил ее нижнюю губу.

— С какой стати ты должен решать мои проблемы? Я их создала, ты тут ни при чем.

— Когда ты кого-нибудь любишь, то делишь с ним весь груз забот. А я люблю тебя, поэтому позволь и мне помочь тебе.

Его губы коснулись солоноватой от слез щеки.

— Я боюсь.

— Чего?

Она протянула руку и дотронулась до его шершавого подбородка. Он не брился уже второй день. Ей бы следовало чувствовать себя счастливейшей женщиной в Америке, но, увы, так не получалось. Человек, которого она любит, только что сказал самые желанные для женщины слова, а она ничего не могла ответить. Она не в силах говорить ему о любви и в то же время скрывать свою тайну. Оуэн был достоин иной доли.

— Я боюсь потерять тебя.

Он улыбнулся и потерся колючей щекой о ее ладонь.

— Такого не может случиться.

— Откуда у тебя такая уверенность? Ты же не знаешь моего прошлого.

— Конечно, не знаю. Впрочем, у тебя может быть муж.

Он прижал к ее губам палец.

— Муж?! Ты думаешь, что я замужем?! — Она попыталась освободиться. — Неужели у тебя найдутся основания подозревать меня в тайном браке?

Он усмехнулся.

— А почему бы им не быть, любовь моя? Ведь у тебя же есть проблемы. Я только предположил худшую из них. — Он нежно коснулся ее щеки. — Может быть, тебя разыскивает полиция или что-то в этом роде?

— Не говори глупостей!

Однако он был близок к истине. Ее допрашивали. Долго — часы, дни, недели, пока полиция не убедилась, что она ничего не знает. Она сумела противостоять всему, но заплатила за это дорогой ценой.

— Прелестно. Если ты не замужем и тебя не разыскивает полиция, то все остальное ерунда.

— А если это прошлое?

— Какое прошлое?

Его губы совершали путешествие от ее гладкого запястья до впадинки на локтевом сгибе.

— И тебе все равно, что я натворила?

Она поежилась от прикосновения его губ, которые обласкали смуглое плечо и прикусили воротничок блузки. Оуэн поднял голову.

— Постараюсь быть искренним с тобой, любовь моя. Конечно, мне любопытно узнать, что тебя беспокоит, но как бы там ни было, это не изменит моего чувства. — Он легонько толкнул ее на траву. — Мне плевать на твое прошлое, Надя. — Он наклонился над ней и сдул упавший на рот локон. — Меня волнует больше твое будущее. Твое и мое.

— Но…

Он прошептал ей на ухо:

— В Америке «но» означает конец. Таким образом, обсуждение закончено. Если когда-нибудь ты захочешь рассказать мне о своем прошлом, пожалуйста. Я выслушаю тебя с вниманием, но никогда и ни за что не буду тебя осуждать. Прошлое для меня абсолютно не важно.

Надя, закрыв глаза, отдалась прикосновениям его обжигающих губ. Он обещал ей райский день, и она жадно ловила каждую его минуту. И все же Оуэн был не прав. Прошлое — это очень много. Именно оно укрепило ее, сделало более независимой, но оно же украло у нее прежнюю наивность, доверчивость. Оно превратило ее в ту женщину, которой Надя стала сейчас. И однажды Оуэн захочет узнать все, и она ему все расскажет. Тогда прощай, райский день, едва приоткрывшись, дверь в счастье захлопнется.

Она приподнялась, обхватила шею Оуэна и сразу же почувствовала его отклик. Да, он любит ее! Поцелуи Нади становились все горячей и горячей. Она должна удержать этот райский день как можно дольше, чего бы это ей ни стоило.

Надя медленно повесила телефонную трубку. Оуэн сидел на кухне, попивая кофе с безразличным видом, словно не подслушивал Надиного разговора. Она изобразила на лице улыбку, подошла к двери и поглядела на сарай. Отремонтированные ворота не болтались на одной петле, как раньше, и были окрашены в белый цвет. Вчера один из братьев потратил целый день, чтобы скосить траву и привести двор в порядок. Ранчо Кондратовичей стало похоже на игрушку. Даже Эни и Виктория Роза приобрели более величественную осанку. Что бы произошло со всем семейством, если бы Надя не заплатила в срок очередной взнос за ранчо? Они потеряли бы его с потрохами.

Оуэн незаметно стал за ее спиной и обнял за талию, а головой прижался к щеке. Он смотрел в ту же сторону, что и она.

— Не хочешь что-нибудь сказать?

— Был звонок из студии звукозаписи. — Она прислонилась к Оуэну, чувствуя его тепло и силу. — Они перенесли срок на три недели.

Надя закрыла глаза и прислушалась к дуновению ветерка и жужжанию пчел — обычные летние звуки, которые проникали через полуоткрытую дверь. Она была способна слышать все, включая дыхание Оуэна, но никак не могла найти одну-единственную недостающую ноту. Музыка так и не возвращалась, а время летело и летело.

— У меня остается меньше месяца, чтобы закончить песню.

Он крепче обнял ее и поцеловал в макушку.

— Она вернется, Надя. Потерпи еще немного.

— Я и так потратила больше месяца, а результат нулевой. Одна тишина. Ведь вся работа почти завершена. Я готова записать песни на шести языках. А с последней не ладится, и в итоге все летит насмарку. — Она прижалась к металлическому косяку на двери. — Прямо наказание какое-то, и все из-за того, что пожадничала.