О Милтоне Эриксоне - [41]

У.: Если вам мешает что-то, пусть провалится в болото.

Мне кажется, она же была клиенткой, которой чудился огромный медвежий капкан в центре комнаты. И он старатель­но обходил этот капкан, когда она была у него на приеме. Он был очень вежлив с пациентами.

Своим ученикам я преподавал его терапию как “терапию вежливости”, как способ приятия людей, объединения с ними и оказания им помощи без конфронтации.

.: Да, это определенно соответствует тому, что становится мне все яснее и яснее с каждым годом. Прими то, что тебе предлагает клиент. Не оспаривай это. Прими.

Помнишь тот случай, много позже, когда он проводил гип­нотическую демонстрацию с молодой женщиной, а ее парень узнал об этом и примчался, кипя от ярости?

Х.: Нет, не помню.

.: Я думал, это было при тебе. Он продемонстрировал пре­красный образец приятия, вызвавшего одно из наиболее драма­тичных и быстрых изменений, которые я когда-либо видел. Все было очень просто. Когда он закончил демонстрацию, ему ска­зали, что за дверью стоит этот парень. Его не собирались впус­кать, но он был в бешенстве и хотел узнать, что там делают с его девушкой.

Эриксон сказал: “Откройте дверь”. Парень ворвался в зал, Эриксон повернулся к нему и произнес: “Очень рад познако­миться с вами. Так приятно, что на свете есть хотя бы один мо­лодой человек, который стремится защитить свою даму и хочет быть уверенным, что ей не причинят вреда”.

Гнев растаял на глазах, так как Эриксон не высказал ни од­ного возражения. “Это замечательно. Как приятно это видеть”. Многие смогли бы так среагировать?

Х.: Он был таким стремительным. Я помню как-то — кажет­ся, мы были вместе — девушка с матерью пришли и постучали в его дверь. Оказалось, что эта девушка лежала в больнице шта­та и он помог ей вылечиться несколько лет назад. Она пришла повидаться с ним. Просто заглянула на огонек. Ну, он вышел к ней, поговорил немного и попросил жену сделать рисунок, а затем отдал его девушке. Она была мексиканкой. И она так об­радовалась портрету. Он точно знал, что ему нужно это сде­лать. Затем Эриксон что-то написал на рисунке и отдал ей. Она поблагодарила его за то, что он ее вылечил, и за все ос­тальное, и ушла.

Позднее, мимоходом, он спросил: “Вы заметили, где я под­писал рисунок — на лицевой стороне или на обороте?” Мы по­нятия не имели. И он сказал: “Ну, ясное дело, на обороте. Я очень быстро принял это решение — ведь она будет вставлять портрет в рамку и обнаружит, что там для нее есть персональное послание, которого больше никто не сможет увидеть, потому что оно на обороте”.

Вот такие решения принимались практически мгновенно. Он всего 2-3 минуты говорил с той женщиной. Он знал, что пода­рит ей рисунок, что ей это будет приятно и поддержит ее. Он знал, что должен написать ей что-нибудь на рисунке, причем что-то личное, и не на лицевой стороне, на виду у всех, а на обороте.

У.: Лицевая сторона была для всего мира, а оборотная — для нее лично.

Х.: И сделал он это так быстро. Он был одним из немногих психиатров, работающих с самыми разными пациентами. Он чувствовал себя одинаково легко и с бредящим психотиком, и с малышом, с которым играл в шарики. Разброс был потрясаю­щий.

У.: Думаю, он стремился работать с разными клиентами час­тично потому, что как бы опасался: “Мне станет скучно, если я не увижу что-то еще, если я не познакомлюсь со всеми проявле­ниями человеческой психики, если я не попробую справиться со знакомой проблемой по-новому”.

Х.: Он мог посетить клиента дома, чего другие в то время не делали. Он мог пригласить клиента в ресторан или прийти к нему на работу. Сейчас такие поступки перестали быть дикови­ной, но в 50-е годы это было невероятно — иметь дело со столь широким кругом больных и работать вне своего кабинета.

У.: Да, пожалуй, в то время многие — да фактически почти каждый психотерапевт — были связаны огромным количеством ограничений, которые они даже и ограничениями-то не счита­ли. А Эриксон, и это касается как его личной жизни, так и практики, всегда избавлялся от любых рамок и ограничений, жил вне их.

Х.: И вне себя.

.: Точно.

Х.: Он к каждому случаю применял уникальный подход. Он очень быстро всматривался в человека и ставил диагноз. Недав­но я прослушивал одну запись и обнаружил, что, будучи сту­дентом, он осмотрел почти всех психически больных и почти всех преступников в Висконсине. Он осмотрел сотни людей. Он специально занимался этим, тем самым изучив все виды психопатологии, и познакомился с широким спектром отклоне­ний, одновременно зарабатывая себе на жизнь.

Но многие, запросто использующие какой-либо его прием, не осознают, сколько информации он накопил о людях, преж­де чем сесть перед клиентом и быстро сделать то-то и то-то.

.: Да, они, я думаю, склонны воспринимать Эриксона как волшебника — но это совершенно не соответствует тому, как он работал. Потому что его работа основывалась на отточенном ма­стерстве, безупречной тщательности и точном расчете. Волшеб­ство лишь в том, что искусство это было скрыто от окружаю­щих.

Х.: И он так сердился, когда студенты хотели работать быст­ро, не осознав всю ситуацию. Весь этот магический реквизит вокруг него, когда он как бы отдыхает, а люди что-то делают, был вовсе не тем, что он понимал под природой психотерапии. Суть была в том, что вы должны знать свое дело.