О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико - [9]

Я прошла через небольшой парк, украшенный скульптурной копией Давида Микеланджело, и подивилась его мускулистым бедрам. На каждом углу была какая-нибудь картинная галерея. А еще там были галереи‑кафе и кофейни в букинистических магазинчиках.

Я нашла нужный мне дом. Он был выкрашен в ярко-желтый цвет, и большая железная дверь была оставлена открытой. Мне уже становилось любопытно: что это за мексиканец, который читает «Одинокую планету», говорит на четырех языках и не знает, где находится метро? Поднимаясь по лестнице, я вдруг вспомнила, что с утра не воспользовалась дезодорантом: он закончился несколько дней назад. А ведь я не меньше часа шла пешком под жарким солнцем. Я добралась до пятого этажа и постучалась. Наконец дверь открылась, и я впервые увидела Октавио. Он был высоким и длинноногим, с длинными темными вьющимися волосами… и обладал красотой – почти доходящей до совершенства, – какую можно увидеть в моделях Кальвина Кляйна, если бы не великолепный выразительный нос. Без этого носа он был бы просто еще одним красавчиком, и я бы сочла его самоуверенным и неинтересным типом.

— Привет. Проходите. Выпьете чего-нибудь – кофе, текилу? Пожалуйста, будьте как дома.

Я ошеломленно обвела взглядом комнату. Красота как квартиры, так и моего будущего соседа резко контрастировала с пылью и грязью, с которыми я столкнулась за прошедшие недели. Белые стены, высокие потолки, паркет на полу. Мебели почти не было. Октавио провел меня по квартире:

— Это кухня, пока что здесь только холодильник и раковина. Моя комната… – Вдоль стен стояли какие‑то музыкальные инструменты типа гитары. – Вот ванная. А эта комната будет вашей… – Пустая, но очень светлая. Просторная и чистая. – Разумеется, я могу помочь вам найти нужную мебель.

Мы вернулись в гостиную. На стене висела карта Мексики, датированная временем до Американо‑мексиканской войны, начавшейся в 1846 году, когда Техас, Нью-Мексико и Калифорния еще являлись частью мексиканской территории.

Вечерело. Оранжевые закатные лучи освещали огромный кактус-магуэй в углу. Он был здесь единственным предметом обстановки, не считая цифровой стереосистемы и книжной полки. Я украдкой бросила взгляд на книжную полку, пытаясь лучше понять, с кем я имею дело. Старинное собрание энциклопедии Британика, «Философия истории» Гегеля, «Бытие и время» Хайдеггера, «Общественный договор» Руссо (на французском), справочник старинных инструментов и путеводители «Одинокая планета» на разных языках, в том числе и по Монголии, Украине и Бутану.

— Надеюсь, вы не против, если мы сядем на полу.

Мы сели друг напротив друга, причем его длинные худые ноги протянулись на пол гостиной. На нем была футболка с изображением «Герники» Пикассо. Грудь у него была широкая. Мы рассказали друг другу о себе.

Детство Октавио, который был сыном дипломата, прошло в Аргентине, Бразилии, Швейцарии и Канаде. Отучившись в Париже на факультете международных отношений, он вернулся в Мексику, чтобы последовать по стопам отца и деда. Но, едва ступив на стезю мексиканской политики, оказался настолько ею удручен, что вместо этого решил посвятить себя делу, которое действительно страстно любил: музыке. Наперекор воле отца он уехал жить в Монтеррей и изучал там музыку. И вот совсем недавно он вернулся в Мехико и нашел работу преподавателя музыки в частном университете. Теперь он занимался созданием своей группы. Октавио рассказывал мне о своей жизни с красноречием, приправленным показной скромностью.

Я спросила его, что он думает об Обрадоре, кандидате от ПДР (Partido de la Revolución Democrática), Партии демократической революции. Толпы его сторонников каждый день маршировали мимо моего отеля с криками: «Обрадор – вождь бедноты!» Приближались выборы, и мне было интересно, будет ли победа Обрадора означать радикальные изменения в мексиканской политике.

По мнению Октавио, отнюдь нет.

— Обрадор всего лишь демагог, – сообщил он, – который в нужный момент умело пускает в ход избитую и устаревшую марксистскую риторику. Более того, он необразован, а потому не способен выступить с концепцией, объединяющей всю нацию.

Он говорил об этом с такой убежденностью, что я почти ему поверила. Если б только я была способна выступить с умным ответом на его критику!

— А как насчет Кальдерона? – Я назвала имя кандидата со стороны «правых». – Он, само собой, всего лишь марионетка американского правительства?

— Ну, он, определенно, равняется на Буша, но это еще не самое худшее. Произойдет только одно – он денационализирует нефтяную отрасль. Что меня больше всего беспокоит в отношении Партии национального действия сейчас, когда она получила власть, так это то, что в ее рядах все больше и больше «Юнке», – сказал он и провел по волосам своими длинными пальцами музыканта, отбрасывая их назад.

— «Юнке»?

— Да, это тайная ультраправая католическая организация в стиле Франко.

— Так за кого вы будете голосовать?

— Голосовать? Вот еще! Бессмысленно это до смешного.

Я сменила тему разговора:

— Слушайте, а ведь этот район по‑настоящему прекрасен.

— Да, он был построен во времена Порфирио Диаса, президента, свергнутого во время революции. Он хотел сделать Мексику похожей на Европу. Я всегда мечтал жить в этом районе, и вот, когда я нашел эту квартиру… Ну, вы можете себе представить. Все здесь оказалось так, как должно быть.