О, Мари! - [77]

– Он уже успел себя проявить. Восемь лет назад убил честного фраера, работающего на меня. Если он такой способный, почему не проявил себя в спорте, остался нокаутером, без техники, без мастерства? Дошел всего до первого разряда. А я – чемпион, причем многократный чемпион, мастер спорта международного класса. Рафа не уважает старших, это нехорошо. Передай ему, чтобы не заходил на мою территорию, не хочу с ним бодаться. Рога обломает. Все мы смертны, все под Богом ходим.

– Что-то, Артак, речь у тебя получилась немирной. Может, вы просто постараетесь избегать друг друга?

– Я никогда ничего и никого не избегаю. Что будет, то будет. Я такой, какой есть, и до сих пор никто не мог меня заставить свернуть с дороги. С тобой я говорю, потому что ты друг моего брата, а это значит, что ты и мне друг. Я Рафу не трогал, пока он был студентом, а сейчас он погоны нацепил – тоже мне! Пересечемся – значит, так нужно. Ты в наши дела не вмешивайся, займись своей француженкой. Так для тебя будет лучше. Ты человек с головой, тебя ждет другая жизнь.

– Тогда я не понимаю, почему ты все это мне говоришь. Какое отношение я имею ко всему этому?

– Имеешь, Давид, и очень даже прямое отношение. Там, где твой друг со своими отморозками не мог взять верх, звали тебя с оперотрядом, и вы, уже как бы государственная сила, громили его конкурентов. Так он расчищал территории у валютных магазинов, и теперь там верх взяли его люди.

– Не уверен, что это так.

– А может, ты тоже в доле?

– Глупости! При чем тут я?

Я знал, что Рафа имел интерес к этим магазинам, но объяснял это тем, что там работали знакомые девушки, которые попросили его отогнать уличную шпану. Но вместе с тем я начал сомневаться: может, какая-то доля истины в словах Артака есть? О том, что одна смазливая особа из валютного магазина иногда появлялась с Рафой то в общежитии, то в ресторане, я знал. Рафа часто приглашал нас в ресторан, оплачивал заказы и не позволял мне открывать кошелек. Откуда у него деньги?.. Да нет, вряд ли. Ах, да, ведь его дядя – директор рынка, и с ним он в очень тесных отношениях.

– И вот еще что, Давид, – продолжал Монстр, – не трогай Бифштекса. Этот парень работает на меня.

– Кто, Бифштекс? А я-то думал, он по мелочи фарцует, чтобы кормить себя и свою мать. Оказывается, он целый кооператив двигает!

– Ты меня услышал. Тормозни своего друга, пусть кушает свой паек, но Бифштекса и его людей не трогает. Я им обещал. Это вопрос моей чести, а я себя очень уважаю и данное слово держу. Тебе, кажется, это известно?

* * *

В середине марта, за две недели до окончания официального срока стажировки, мне удалось получить справку о ее успешном прохождении и положительную характеристику, и я, счастливый, помчался домой. Жить без общения с Мари, без привычного окружения стало уже сложно, почти невыносимо. Мы тепло попрощались с Иваном и Марком, пообещав не терять связи и по возможности навещать друг друга. И действительно, оказалось, что впоследствии наши жизненные пути еще не раз пересекутся.

Арам снова попросил отвезти в Ереван ювелирные украшения, предупредив, чтобы я был осторожен, так как они представляют большую ценность. Через день за посылкой пришел человек от его имени. Внутренний голос подсказывал, что происходит что-то неладное – на эти мысли меня наводило поведение и внешний вид посыльного, но я успокоил себя и отогнал подозрения. Спустя шесть лет, когда я уже давно забыл обо всем, повестка, врученная милицейским курьером и предписывавшая мне явиться в течение двух дней в Москву в Главное следственное управление прокуратуры СССР, вернула меня к тем дням.

* * *

В аэропорту друзья встретили меня как героя, вернувшегося из дальних опасных странствий. Рафа приехал на служебной правительственной машине отца. Вторая машина, старая «Победа», принадлежала моему другу Леону, недавно вернувшемуся с учебы в Москве.

– Ну как, – спрашивали ребята, – интересно проводил время? Доволен поездкой?

Мой рассказ о стажировке и почти законченной дипломной работе никого не интересовал.

– Ты о другом рассказывай: познакомился с красивыми москвичками? – сверкал голубыми глазами Георгий. – Может, летом пригласишь их сюда?

– Ребята, вы что, забыли, что с июня – августа мы начнем работать? А там видно будет. Какие еще девушки?

– Не надейся, Георгий, что он тебя с кем-нибудь познакомит. Луиза сказала, что Давид был с Мари, какие там еще москвички? Но она почему-то раньше вернулась, – добавил Рафа.

В середине марта в Ереване обычно тепло и сухо. После московских холодов, серого неба и постоянной слякоти и грязи город показался мне светлым и чистым. Одним ухом я слушал друзей, их шутки, хохот, и думал о Мари – как она встретит меня? Позвонить или поехать к ней? Она же знает, каким рейсом я прилетаю. Может, она ждет меня у нас дома? Нет, вряд ли, она, должно быть, у себя, с семьей. Как будет правильнее – сперва поехать домой или, наоборот, к Мари, а потом домой?

Мама и папа, с нетерпением ждавшие меня дома, пригласили моих друзей за стол. В те годы люди настолько редко ездили даже в Москву (а уж тем более за рубеж), что каждый подобный случай отмечался, как важное событие.