О людях и бегемотах - [14]

А бегемоты просто обязаны жить в Африке.

Все это Лева и попытался изложить гиптианам.

Гиптиане выслушали. Гиптиане кивнули. Гиптиане сделали вид, что поняли.

— Но почему, ха, хр, х… — продолжал Лева, пытаясь преодолеть пароксизмы душащего его хохота. — Ради всего святого, почему вы выбрали меня? И почему Россию? Разве не было бы логичнее просить Африку у самих африканцев?

— Нет, — отрезал Кэп. — Мы успели изучить ваше государственное устройство и поняли, что это бесполезно. В целом Африка является самым отсталым и захолустным континентом на планете. На ее территории образовано множество государств, и у нас нет времени Договариваться с каждым по отдельности. Кроме того, если африканцы отдадут нам Африку сами, где они будут жить?

— Капитан хочет сказать, — вмешался Юнга, — что, если Африку нам отдаст третья сторона, позаботиться о проживании коренных жителей станет уже ее проблемой.

— Третья сторона? — изумился Лева. — Уж не Россию ли вы имеете в виду?

— Какая догадливость, — сказал Юнга. Понятие сарказма существовало и у гиптиан.

— Но как? Каким образом Россия может отдать кому бы то ни было целый континент? Вы преувеличиваете значение нашей страны на международной арене. Вам следовало бы обратиться к США.

— Мы рассматривали такую возможность, — признал Кэп. — И сочли ее недостаточно эффективной.

— Но они же теперь единственная сверхдержава, — возразил Лева. — Что хотят, то и делают. Хотят Боснию бомбят, хотят — Ирак утюжат. Захотят вам Африку отдать, так вообще ни у кого спрашивать не будут.

— Вот именно, — сказал Юнга. — ЕСЛИ они захотят, они не БУДУТ спрашивать. Любят ли американцев во всем мире?

— Не думаю, — признал Лева. Он сам не любил американцев, потому что завидовал. Завидовал простой и понятной Американской Мечте, являвшейся полной противоположностью загадочному российскому менталитету, их уровню и образу жизни, насаждаемому, без особого, впрочем, успеха, по всей планете, их рьяному и оголтелому патриотизму и их способности диктовать свои условия почти половине земного шара.

— А если мы высадимся под протекторатом американцев, тогда не полюбят и нас, — сказал Юнга. — Поверь мне, существовать на планете с шестимиллиардным недружелюбным соседом, вооруженным ядерными боеголовками, не самое приятное занятие во Вселенной.

— Но русских тоже не очень-то любят, — сказал Лева.

— Это верно, — сказал Проф. — Однако у нас есть два с половиной года, чтобы эту ситуацию изменить.

— Кроме того, — сказал Юнга, — американцы слишком консервативны, закоснели в своих убеждениях и свято верят в свою бюрократию. Пройдет слишком много времени, прежде чем мы сумеем достучаться до их разума, потом еще столько же, пока они будут оценивать ситуацию на предмет получения для себя максимальной выгоды и искать прецеденты.

— А Россия?

— Россия… — задумчиво потянул Проф, вытирая махровой простыней передние лапы и закуривая новую сигару взамен утонувшей. — Россия является самой непредсказуемой и нелогичной страной. Россия редко когда ищет выгоду для себя. Россия готова подписаться под любым, пусть самым безумным, прожектом, если тот придется ей по ее русской душе. И Россия, как бы плачевно ни было ее состояние сейчас, является второй по политической значимости страной в мире.

— По количеству ядерных боеголовок, например, — вставил Юнга.

— Ну, эти аргументы мне понятны, — сказал Лева. — Значит, вы хотите, чтобы мы убедили африканцев потесниться и отдать вам свой родной дом. А куда они денутся?

— Проблема перенаселения перед Землей пока еще не стоит, — сказал Проф. — А с нашими технологиями не встанет еще много-много веков. К тому же мы готовы выплатить каждому вынужденному переселенцу из Африки приличную компенсацию в драгоценных металлах.

— Об этом молчите, — сказал Лева. — Иначе к послезавтрашнему дню Африка будет самым населенным континентом Земли.

— Разумеется, — кивнул Проф. — Мы достаточно долго изучали человеческую психологию и не будем совершать поспешных и необдуманных поступков.

— Замечательно, — сказал Лева. — Но почему я? Почему вы не пришли к президенту, к правительству, в Думу, наконец. Я — всего лишь студент. Я ничего не решаю, и от меня ничего не зависит.

— Мы придем и к президенту, и в Думу, в свое время, — сказал Кэп. — Однако сейчас это еще преждевременно. Люди у власти — люди немолодые, им сложно будет воспринять наш визит так же, как вам. И они выполняют волю народа, а народ вряд ли готов к таким переменам.

— Вы — оптимисты, ребята, — сказал Лева.

— Мы — реалисты, — поправил его Кэп. — Людей вашей страны и всего мира необходимо подготовить к нашему появлению. Этим вы и займетесь.

— Но почему именно я?

— Вы молоды, ваш ум гибок, а глаза еще не зашорены. Вы достаточно разумны и предприимчивы.

— Но молодых людей с такими характеристиками пруд пруди.

— Верно, — сказал Проф. — Поэтому, определившись с кругом лиц, конкретно вас мы выбрали путем исследования вероятностной закономерности модератора принятия решений.

— Говоря русским языком, — сказал Юнга, заметив выражение лица Левы и правильно его истолковав, — монетку кинули.

Имидж — все!

Три следующих часа гиптиане рассказывали Леве все, что, по их мнению, ему требовалось знать, и обсуждали, чего они хотят добиться в результате проделанной им работы.