О любви - [13]

И зачем он здесь?

Милка со своим мальчиком сидели по разные стороны стола и смотрели друг на друга.

Милкиному мальчику было сорок шесть лет, он писал докторскую и заведовал кафедрой в институте, который Милке предстояло окончить через полгода. Был он почти полностью сед, кожа у глаз в морщинах. Но во всем остальном действительно — Милкин мальчик, худой, взъерошенный и моложавый. На Милку он смотрел с тревогой влюбленного, и задумчивый огонь в его глазах колебался от перепадов ее настроения.

А она — она цвела. Вот уж не думал, что жилистая упорная Милка вдруг так проявится в любви!

Нет, красивей она не стала. Но все, что было в ней менее некрасиво, теперь предлагалось взгляду с ошарашивающей прямотой. Юбочка была такая, что ее как бы и совсем не было, и когда Милка садилась, ее довольно стройные ноги в тонких колготках открывались до самых своих таинственных истоков. Груди, обтянутые спортивным свитерком, торчали уверенно и агрессивно. А главное — Милка сидела, двигалась и вообще вела себя как красивая женщина, которой что в одежде, что без, и эту психическую атаку тела отразить было нелегко.

Перед вечером, бродя по магазинам, мы с Анютой не успели толком поговорить. Поэтому, когда выпили под салат и сказали имениннице тосты, мы с ней все тем же длинным коридором прошли на лестничную площадку, обшарпанную, но большую — хоть в пинг-понг играй.

Я спросил у нее, как дела.

Анюта сказала:

— Ну что дела? Там все кончено.

Там — это был все он же, ее крокодил, первая любовь.

— Точно? — поинтересовался я на всякий случай, потому что хотя там все было кончено уже давно, почти в самом начале, да вот у нее что-то все не кончалось, все оставалась какая-та царапина в душе, щелочка, которую Анюте никак не удавалось заткнуть, хоть попытки пару раз и предпринимались.

Анюта ответила:

— Да!.. Женат, счастлив, жена лучше него…

Она произнесла это с таким удовлетворением, словно ее давней заветной идеей было его так удачно, так благополучно женить.

Я покивал одобрительно: хорошо, мол, что жена лучше него.

В принципе, мне было все равно, женат он или нет и кто из супругов предпочтительней. Более того: Анюту я любил, а к нему относился безразлично и не мог заставить себя желать ему счастья с кем-нибудь, кроме нее. Но что я действительно одобрял, так это Анютино умение помогать самой себе, способность даже предельно тоскливую новость поворачивать к себе приемлемой стороной.

Я спросил, как ей работается.

Тут Анюта увлеклась, стала рассказывать про школу, про ребят: какие они все дылды, и как важно выглядеть не хуже девчонок-старшеклассниц, и как трудно держать уровень, когда мальчишки начинают хамить или ухаживать — и то и другое они делают мастерски, так вежливо, что не придерешься.

Но говорили мы с ней недолго. Сперва пришла Елена узнать, куда это мы запропастились, а потом и Милка с Женькой выбрались на площадку покурить.

Вскоре у девчонок пошел свой разговор. Я молча стоял у лестничных перил и слушал. Уходить было ни к чему — меня они все равно не стеснялись.

Милка колебалась, задумчиво поднимала брови и от этого становилась слабей и женственней. Ее длинные пальцы парили в воздухе, как у фокусника, достающего из сигаретного дыма куриное яйцо.

— Ну вот что делать? — спрашивала она.

— Выходи за него замуж, — благодушно убеждала Анюта. — Ты же любишь его. Ведь любишь?

— А все остальное? — сомневалась Милка, и рука ее, свободная от сигареты, плавно взмывала в воздух. — Ты же знаешь обстоятельства!

Про обстоятельства она уже рассказала.

У ее мальчика была дочь, девятнадцатилетняя студентка, симпатичная, неглупая и вполне современная. К роману отца она относилась сочувственно и с юмором. Вот этот-то юмор и выводил Милку из себя.

Когда девчонка, дурачась, называла Милку мамочкой, ту начинало колотить от злости. В своей юбочке и свитерке она только-только стала чувствовать себя молодой и привлекательной, хотелось, чтобы победное это ощущение длилось и длилось. А «мамочка», как казалось Милке, разом отбрасывала ее в положение пожилых и помятых, которым только и осталось, что разливать суп за семейным столом.

— Нельзя же так реагировать на шутки, — урезонивала ее Анюта.

— Посмотрела бы я на тебя! — бросила Милка в сердцах…

Елена с Женькой негромко переговаривались, я к ним не прислушивался, пока Женька вдруг не повысила голос:

— Вот и ломаю голову — оставлять или нет.

— Конечно, — сказала Елена, — и голову ломать нечего.

Женька посмотрела на нее настороженно и холодно спросила, как бы уравнивая в логичности оба варианта:

— Конечно — да или конечно — нет?

Ленка удивленно подняла глаза:

— Ты собираешься с ним расходиться?

— Да нет, в общем, — подумав, сказала Женька.

Покурив, девчонки пошли в квартиру. Елену я придержал за локоть.

— Что это за личность?

Она сразу поняла, о ком речь, и ответила спокойно и внятно:

— Мой любовник.

— Эта мартышка?

Я не столько возмутился, сколько удивился.

Ленка сказала:

— Какой есть.

У меня все стоял перед глазами ухватистый человечек, с обезьяньей сосредоточенностью переливающий водку из бутылки в графин.

— Ну что ж, тебе видней.

Я тупо покивал, осваиваясь с этим новым в Ленкиной жизни обстоятельством, после чего съехидничал, что было грубо и совсем уж неумно: