О-Кичи – чужеземка (Печальный рассказ о женщине) - [16]
Голос О-Кичи. Ай, больно! Мерзавец, ты ударил меня! Ты… ты…
Голос урумацу. Не кричи! Стыд какой! Ложись и спи! Сказано тебе – ложись вот сюда и спи! Сюда!..
Голос О-Кичи. Ой, «уота»!.. «Уота»!.. Дай мне «уота»!
Голос Цурумацу. Сейчас принесу, а ты ложись, слышишь? Поняла?
Цурумацу, утирая слезы, выходит из дома, собирает инструменты, гасит костер. Он уже хочет вернуться обратно, как вдруг появляется О-Сай.
О-Сай. Простите…
Цурумацу. Ах, это вы, О-Сай-сан? Спасибо за давешнее.
О-Сай. Вот, я принесла… (Протягивает узелок.)
Цурумацу. Что это?
О-Сай. Парикмахерские принадлежности О-Кичи-сан.
Цурумацу. А, вот что. Спасибо.
О-Сай. Они валялись там… Она бросила…
Цурумацу. Очень благодарен вам за заботу. Право, даже неловко!
О-Сай. Ну что вы! (Подавая узелок, с чувством.) Я даже заплакала… Мне так жаль вас…
Цурумацу. Меня?…
О-Сай. Я понимаю, что вы должны переживать. Как вам тяжело…
Цурумацу. Вы слышали?…
О-Сай. Нет-нет… Я ничего… ничего… (Смущенно отворачивается.)
Цурумацу пристально вглядывается в лицо О-Сай, озаренное лунным светом.
Картина четвертая
В доме у О-Кичи и Цурумацу.
В глубине, в центре – вход. Справа – жилая комната, слева – парикмахерская. Вход в нее до половины занавешен.
Еще левее – кухня.
Декорации подготовлены заранее на задней части вращающейся сцены. Когда круг совершает полоборота, становятся видны дерево хурмы и навес, где помещается мастерская Цурумацу. Хурма покрыта молодой листвой, а персиковое дерево у колодца возле кухни стоит в цвету. Со времени событий, показанных в предыдущей картине, прошло несколько месяцев. Близится Праздник кукол.[72] Яркий солнечный свет заливает комнаты. О-Кичи варит лекарственный настой на жаровне. Цурумацу лежит в постели в жилой комнате. Он приподнимается.
О-Кичи. Нет-нет, тебе нельзя вставать!
Цурумацу. Надоело все время лежать!
О-Кичи. А если болезнь вернется? Хуже будет!
Цурумацу. Да нет, я уже совсем здоров. Жара-то больше нет! О-Кичи. Какой ты, право!.. Ну ладно, пока пьешь лекарство, можешь немножко посидеть. Сию минуту будет готово. (Набрасывает на плечи Цурумацу теплое стеганое кимоно.)
Со стуком раздвигаются двери, и входит мальчик-посыльный.
Мальчик. Добрый день. Я – от Нисикавая… Просят вас прийти, только поскорей, сразу!
О-Кичи. Спасибо, что не забываете! Сейчас приду!
Мальчик. Просили, чтоб сразу!..
О-Кичи. Да-да, конечно!.. Тебе за труды спасибо!
Мальчик уходит.
Цурумацу. Нехорошо, что им приходится специально посылать за тобой… Я уже совсем здоров, ступай поскорей!
О-Кичи. Правда?…
Цурумацу (садится возле жаровни и приподнимает крышку котелка, в котором кипит отвар). И за лекарством я присмотрю, не беспокойся…
О-Кичи. Ну, тогда уж прошу…
Цурумацу. Ничего-ничего, как раз хорошо – будет мне занятие от скуки.
О-Кичи. Только не сиди слишком долго, а то как бы снова не простудиться. (Собирает парикмахерские принадлежности и выходит в прихожую.) На обратном пути купить еще?
Цурумацу. Нет, хватит, а то если жар спадет еще больше, так меня, пожалуй, шатать начнет…
О-Кичи (смеется). В самом деле? Ну, тогда я пошла… А ты выпей лекарство и сразу ложись, слышишь! (Уходит.) Цурумацу поправляет огонь в жаровне. С улицы доносится веселый голос продавца сладкого сакэ: «Белое сакэ, белое сакэ, из отборного риса!..»
Цурумацу. А хорошо встать после долгой болезни!.. (Потягиваясь, любуется цветами персика у колодца.)
Спустя некоторое время за дверьми слышен женский голос.
Голос. Добрый день!
Цурумацу. Кто там?
Голос. Мне хотелось бы причесаться!..
Двери раздвигаются, и входит О-Сай.
О-Сай. Что это, ты один?
Цурумацу. Это ты? (В замешательстве.) Нельзя тебе сюда приходить.
О-Сай. Но я беспокоилась, что с тобой…
Цурумацу. Ничего со мной не случилось, всего-навсего простудился… Ну, и никак не мог тебя известить.
О-Сай. Все-таки надо было дать мне знать, а то я ждала, ждала…
Цурумацу. Да я хотел, но не мог. О-Кичи сразу заметила бы…
Ну и удивила же ты меня!.. Сама пришла…
О-Сай. Что тут странного? Пришла причесаться! Здесь же парикмахерская!
Цурумацу. Так-то оно так, а все же… (Выливает лекарство в чашку.)
О-Сай. Кто же так делает? Все лекарство на дне осело. Дай-ка я!
Цурумацу. Шутишь, что ли? Люди увидят!..
О-Сай. А ты, я гляжу, из робких!
Цурумацу. Нет, право, нехорошо, что ты здесь! (Чтобы, скрыть свое смущение, усиленно дует на лекарство и пьет.)
О-Сай. Да почему же? Нельзя так грубо обращаться с клиентами!
Цурумацу. Не в грубости дело… Прошу тебя, уходи!
О-Сай. Вот это как раз и будет выглядеть подозрительно, если я уйду непричесанная… Люди подумают – зачем приходила?
Цурумацу. И то правда…
О-Сай. Раз уж пришла, мне наплевать – причешусь, тогда и уйду. Так будет гораздо лучше!
Цурумацу (растерянно). Вот не было печали!..
Оба молчат, испытывая неловкость.
О-Сай. Нет, в самом деле. Как странно! Сидим друг против друга, вдвоем… И даже чаю тебе налить нельзя… (Смеется.) Прямо не знаю, куда руки девать!
Цурумацу. Слушай, пересядь, пожалуйста, подальше!
О-Сай. Куда же еще дальше? Тут уж циновки кончаются… Лучше налил бы ты мне чашечку чаю! Сегодня ведь я клиентка!
Цурумацу. Ну уж нет!
О-Сай. Знаешь, это как-то слишком!..
Цурумацу. Чтоб я тебе чай подносил?! Глупости!