О, как убийственно мы любим… - [41]

И как могучий ваш рычаг

Осилит в умниках упорство

И бессознательность в глупцах?

Ноябрь 1870

«Впросонках слышу я – и не могу…»

Впросонках слышу я – и не могу

Вообразить такое сочетанье,

А слышу свист полозьев на снегу

И ласточки весенней щебетанье.

Январь – февраль 1871

Черное море

Пятнадцать лет с тех пор минуло,

Прошел событий целый ряд,

Но вера нас не обманула —

И севастопольского гула

Последний слышим мы раскат.

Удар последний и громовый,

Он грянул вдруг, животворя;

Последнее в борьбе суровой

Теперь лишь высказано слово;

То слово – русского царя.

И все, что было так недавно

Враждой воздвигнуто слепой,

Так нагло, так самоуправно,

Пред честностью его державной

Все рушилось само собой.

И вот: свободная стихия, —

Сказал бы наш поэт родной, —

Шумишь ты, как во дни былые,

И катишь волны голубые,

И блещешь гордою красой!..

Пятнадцать лет тебя держало

Насилье в западном плену;

Ты не сдавалась и роптала,

Но час пробил – насилье пало:

Оно пошло, как ключ, ко дну.

Опять зовет и к делу нудит

Родную Русь твоя волна,

И к распре той, что бог рассудит,

Великий Севастополь будит

От заколдованного сна.

И то, что ты во время оно

От бранных скрыла непогод

В свое сочувственное лоно,

Отдашь ты нам – и без урона —

Бессмертный черноморский флот.

Да, в сердце русского народа

Святиться будет этот день, —

Он – наша внешняя свобода,

Он Петропавловского свода

Осветит гробовую сень…

Март 1871

Ватиканская годовщина

       Был день суда и осужденья —

Тот роковой, бесповоротный день,

       Когда для вящего паденья

На высшую вознесся он ступень, —

       И, божьим промыслом теснимый,

И загнанный на эту высоту,

       Своей ногой непогрешимой

В бездонную шагнул он пустоту, —

       Когда, чужим страстям послушный,

Игралище и жертва темных сил,

       Так богохульно-добродушно

Он божеством себя провозгласил…

       О новом бого-человеке

Вдруг притча создалась – и в мир вошла,

       И святотатственной опеке

Христова церковь предана была.

       О, сколько смуты и волнений

С тех пор воздвиг непогрешимый тот,

       И как под бурей этих прений

Кощунство зреет и соблазн растет.

       В испуге ищут правду божью,

Очнувшись вдруг, все эти племена,

       И как тысячелетней ложью

Она для них вконец отравлена.

       И одолеть она не в силах

Отравы той, что в жилах их течет,

       В их самых сокровенных жилах,

И долго будет течь, – и где исход?

. . . . . . . . . . . . . . . .

       Но нет, как ни борись упрямо,

Уступит ложь, рассеется мечта,

       И ватиканский далай-лама

Не призван быть наместником Христа.

Июль 1871

«Враг отрицательности узкой…»

Враг отрицательности узкой,

Всегда он в уровень шел с веком:

Он в человечестве был русский,

В науке был он человеком.

29 декабря 1871

Памяти М. К. Политковской

Elle a ete douce devant la mort[71]

Многозначительное слово

Тобою оправдалось вновь:

В крушении всего земного

Была ты – кротость и любовь.

В самом преддверье тьмы могильной

Не оскудел в последний час

Твоей души любвеобильной

Неисчерпаемый запас…

И та же любящая сила,

С какой, себе не изменя,

Ты до конца переносила

Весь жизни труд, всю злобу дня, —

Та ж торжествующая сила

Благоволенья и любви,

Не отступив, приосенила

Часы последние твои.

И ты, смиренна и послушна,

Все страхи смерти победив,

Навстречу ей шла благодушно,

Как на отеческий призыв.

О, сколько душ, тебя любивших,

О, сколько родственных сердец —

Сердец, твоею жизнью живших,

Твой ранний поразит конец!

Я поздно встретился с тобою

На жизненном моем пути,

Но с задушевною тоскою

Я говорю тебе: прости.

В наш век отчаянных сомнений,

В наш век неверием больной,

Когда все гуще сходят тени

На одичалый мир земной, —

О, если в страшном раздвоенье,

В котором жить нам суждено,

Еще одно есть откровенье,

Есть уцелевшее звено

С великой тайною загробной,

Так это – видим, верим мы —

Исход души, тебе подобной,

Ее исход из нашей тьмы.

Март 1872

«День православного Востока…»

День православного Востока,

Святой, святой, великий день,

Разлей свой благовест широко

И всю Россию им одень!

Но и святой Руси пределом

Его призыва не стесняй:

Пусть слышен будет в мире целом,

Пускай он льется через край,

Своею дальнею волною

И ту долину захватя,

Где бьется с немощию злою

Мое родимое дитя, —

Тот светлый край, куда в изгнанье

Она судьбой увлечена,

Где неба южного дыханье

Как врачество лишь пьет она…

О, дай болящей исцеленье,

Отрадой в душу ей полей,

Чтобы в Христово воскресенье

Всецело жизнь воскресла в ней…

16 апреля 1872

«Мир и согласье между нас…»

Мир и согласье между нас

Сказались с первого же дня, —

Поздравим же, перекрестясь,

Тебя со мной, с тобой меня[72].

21 апреля 1872

«Как бестолковы числа эти…»

       Как бестолковы числа эти,

       Какой сумбур в календаре;

Теперь зима уж на дворе,

А мне вот довелось во всем ее расцвете,

       В ее прелестнейшей поре,

Приветствовать Весну лишь в позднем

                                         ноябре.

Ноябрь 1872

«Тут целый мир, живой, разнообразный…»

Тут целый мир, живой, разнообразный,

Волшебных звуков и волшебных снов, —

О, этот мир, так молодо-прекрасный, —

       Он сто́ит тысячи миров.

Не позднее 1872

«Чертог твой, спаситель, я вижу украшен…»

Чертог твой, спаситель, я вижу украшен,

Но одежд не имею, да вниду в него.

Не позднее 1872

«Хотел бы я, чтобы в своей могиле…»