О итогах культуры на конец ХХ века: размышления непосвящённого - [18]

Шрифт
Интервал

Наконец, такое высвобождение из потока деланья есть и встреча с собой, истина личности. Только ситуация предельной подлинности может выявить, кто ты и что ты,- ситуация, когда значат не твои заслуги или твоя начитанность или твои мускулы, но т ы с а м. Но то есть кто? Единственный способ знать это - прыгнуть в неведомое [5].

Оглядываясь, следует признать, что магия, конечно же, не одинока в своем способе знания. Собственно, всякий прорыв к подлинности только так и происходит: выход за пределы известного, активный поиск - и возвращение с дарами. Это же и в искусстве: казалось бы, то, с чем имеет дело художник, невыразимо и тем более непересказуемо, а его материал как раз слова, речь,- и все же в правильном случае даже словами чтото передать удается. И это - потому что звено: не сами слова что-то передают, а образуют вместе нечто вроде зеркала, куда соглашается поглядеть - Дух - или мостика, по какому он сходит - или дома, где он бывает. А если взять, положим, у-шу, то разве не идея пустоты в основе этой традиции боя? Все искусство здесь в том, чтобы оставаться в пустоте, одиночестве, вновь и вновь достигая этого в течение поединка когда уходя от противника,- а когда и соприкасаясь. И чему, как не этому - свободе = быть самому, - учит на самом деле любой настоящий учитель своих учеников, как бы ни назывался его предмет - йога или ботаника? Магия только ("только") учит достигать это сознательно и намеренно, зряче, а еще она помещает поиск непосредственно в жизнь, в здесь и сейчас, превращая способ знания в способ жизни.

Но это означает - вновь и вновь вводить себя в ситуацию абсолютного одиночества. Верно - и в том одна из причин, почему люди так держатся за деланье. Однако уж тут чего хотеть: делать или быть. Быть - теперь уже, похоже, в смысле простонапросто выжить. Бессмысленно читать мораль о грехах человечества,- все так, мы пожинаем плоды своего бегства от свободы. Сказать, что мы как вид заслуживаем гибели - значит ничего не сказать: мы ее сами себе устраиваем. Если хотеть выжить, то, очевидно, это надо остановить. Чем? История учит, что изнутри самого деланья это неосуществимо. Так, путь этики, оппозиции "добро-зло", вел до сих пор только к нагнетанию напряженности, к новым виткам противостояния. Иначе и невозможно, здесь закон равновесия - примерно как между торможением и возбуждением в психике.

Магия исходит из другой пары: тональ-нагваль, деланьенеделанье, что избавляет ее от тупиков социала (я бы сказал,- этического варианта теоремы Геделя). Отсюда диагноз магии - а пожалуй, и всей эзотерики: переизбыточное деланье - и ее решение: уравновесить неделаньем. Можно сказать, что в отношении "минуса" магия предлагает (и выполняет) действие "умножение на нуль" - вместо традиционного действия "плюс на минус" (что дает "минус" не только в математике).

Некогда человечество отшатнулось Неведомого и поспешило

- 32 укрыться в мире социала: создало его и переселилось. Но тем самым люди отрезали себя от Духа, и теперь нам плохо. Магия учит принять Неведомое как именно неведомое, не прячась в деланье. Урок в том, что в таких взаимодействиях человек открывается для силы и Духа - и почерпает их. А не хватает сейчас - этого.

7. ВОЗМОЖНОСТИ ПОЭЗИИ.

Сейчас, когда рассуждают о кризисе культуры, часто высказывают мысль, что на смену культуре письменной, культуре слова, логоса, идет культура бесписьменная - культура устная и культура образа, эйдоса. Другой выход из тупика усматривают в развитии игровых форм искусства,- прежде всего, в играх компьютерных,- и действительно, пассивное зрительское потребление здесь во многом снимается. Подобные перемены я оцениваю как желательные и неизбежные, но не нахожу в них решения. Игрушка остается игрушкой - ценной и важной именно в таком качестве, а искусство и так давно стало слишком игрушечным,- до полной недействительности. Что же до культуры образов, то и по Будде, и по дону Хуану, мир деланья творят совместно имя и образ, которые взаимно порождают одно другое. Так что культура зрительная или устная не составляют еще альтернативы нынешней культуре логоса,- в реальности все это остается в пределах деланья и ему служит.

Шанс в том, чтобы вспомнить неделанье - и уравновесить им нашу заорганизованную культуру. Как это может выглядеть для цивилизации и культуры в целом - вопрос не моего этюда, да и найти это предстоит в жизни, а не на бумаге. Однако относительно поэзии кое-что вчерне прикинуть можно - все же, это моя область, - и может быть, это подскажет что-нибудь для культуры в целом.

Если взять такие звенья как внутренняя практика самого художника, встреча с его творением читателя, внешний социальный оборот искусства и, наконец, сам вид, форма-содержание литературного (поэтического) произведения, то меньше всего изменений я предполагаю для последнего - для облика самих стихов. Естественно, поворот к неделанью, если он состоится, скажется на темах, языке, поэтике и т.д., - может быть, это и будет сильно отличаться от того, к чему привыкли в ХХ веке. Но это останется в пределах поэзии - стихи и стихи, все то же.


Еще от автора Александр Михайлович Гейман
Жизнь кота

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жадная

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Автор о себе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чудесный альбом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фридрих и Гегель

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Император соло

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.