О, Иерусалим! - [92]

Бен-Гурион понимал, что если не будет найден способ немедленно помочь городу, катастрофа неминуема. Бен-Гурион не терял надежды найти такой способ.

«Наконец-то у нас было государство, — писал он впоследствии, — но возникла угроза, что мы вот-вот потеряем свою столицу».

Ему казалось, что командование Ҳаганы недооценивает опасности, нависшей над Иерусалимом. «Они не понимают, какое значение имеет Иерусалим, — с горечью думал Бен-Гурион. — Они привыкли защищать деревни».

«Я понимал, — вспоминал он впоследствии, — что если наш народ узнает о падении Иерусалима, он потеряет веру в победу».

Прежде Бен-Гурион никогда не вмешивался в тактические решения командования Ҳаганы. Теперь он собирался это сделать. Невзирая на поздний час, он вызвал к себе Игаэля Ядина и старших офицеров Ҳаганы.

Тремя неделями раньше, во время поездки в осаждённый город, Бен-Гурион изучил характер тактических проблем борьбы за Иерусалим. Подобно Глаббу и сэру Алеку Керкбрайду, Бен-Гурион был убеждён, что ключ к Иерусалиму — это Латрун.

Бен-Гурион заявил Игаэлю Ядину:

— Я хочу, чтобы твои части заняли Латрун и открыли Иерусалимскую дорогу.

Ядин замер. Ему, командующему всеми операциями Ҳаганы, положение на других фронтах представлялось гораздо более серьёзным. Если египтяне возьмут Яд-Мордехай, возникнет непосредственная угроза Тель-Авиву. В Галилее наступают сирийцы. Ядин считал, что Иерусалим сумеет продержаться.

Если бросить основные силы на Латрун, можно спасти столицу, но потерять государство. Остановив сирийцев и египтян, можно будет снова заняться Иерусалимом.

— Как бы то ни было, — сказал он Бен-Гуриону, — Латрун невозможно взять фронтальной атакой. Нам нужно хорошо подготовиться и ударить по арабам с флангов.

Но Бен-Гурион не согласился с тактикой Ядина. Между ними разгорелся жестокий спор.

— Иерусалим не удержится! — заявил Бен-Гурион. — К тому времени, как мы захватим Латрун по твоему плану, будет уже поздно спасать его.

При этих словах Ядин побледнел и с силой ударил кулаком по столу, разбив лежащее на нем стекло. Он поднял руку, вытер кровь и посмотрел прямо в глаза Бен-Гуриону.

— Вот что, — сказал он негромко, но в голосе его слышалась трудно сдерживаемая ярость. — Я в Иерусалиме родился. В Иерусалиме моя жена. В Иерусалиме — мои родители. Там всё, что мне дорого в жизни. Я первый должен был бы согласиться послать в Иерусалим все наши силы. Но я против. Я убеждён: Иерусалим может продержаться теми силами, какие у него есть. Нам нужны войска, чтобы сдержать неприятеля на других фронтах, где положение куда опаснее.

Поражённый этой неожиданной вспышкой, Бен-Гурион втянул голову в плечи, как борец, который получил сильный удар, зашатался, но всё же намерен устоять. Сметя осколки стекла со стола, Бен-Гурион откинулся в кресле. Некоторое время он молча смотрел на Ядина. Затем он произнёс тоном, не терпящим возражений:

— Приказываю захватить Латрун!

38. Билет в землю обетованную

В Иерусалиме части Арабского легиона продолжали осаждать Еврейский квартал Старого города. Абдалла Таль расположил на Масличной горе свои броневики и шестифунтовые противотанковые орудия. Они обрушивали на Еврейский квартал по двести снарядов в день.

Первым крупным узлом сопротивления Ҳаганы, захваченным арабами, была синагога «Нисан-Бек» — красивое здание, купол которого был построен на пожертвования императора Франца-Иосифа. Синагога несколько раз переходила из рук в руки, в ней успели помародерствовать арабские ополченцы, но в конце концов там закрепились солдаты Легиона. Арабы заняли Сионские ворота, и две попытки евреев прорваться сквозь них оказались безуспешными. Ночью, после падения синагоги «Нисан-Бек», два наиболее уважаемых раввина обратились к раввинам Нового города с отчаянным призывом: «Наша община гибнет! Во имя жителей Старого города, которые вопиют о помощи, сделайте всё возможное, поднимите все правительства и целый мир, только спасите нас!»

В это время в Хайфском порту пришвартовалось ветхое, задолго до войны построенное судно под названием «Каланит».

Рассчитанное на восемьсот пассажиров, оно доставило сейчас из Европы две тысячи новых репатриантов. Осуществилась, наконец, давняя мечта этих людей — мечта, зародившаяся в сердцах семь, восемь, девять лет назад, когда Гитлер начинал свой «дранг нах остен». Некоторые из тех, кто сейчас при был в Хайфу, подолгу скрывались в лесах, где их травили, как диких зверей; другие боролись в отрядах антифашистского сопротивления; третьи томились и концлагерях и чудом избежали газовых камер, где на их глазах погибло шесть миллионов их братьев.

Победа союзников, которой евреи Европы так долго ждали, снова привела многих из них в лагеря — на этот раз в лагеря для перемещённых лиц; там их нашла Ҳагана. Сионисты и антисионисты, религиозные фанатики и атеисты, коммунисты и капиталисты — все они жаждали только одного: покинуть Европу, которая предала их в руки нацистов, и ступить на берег Земли обетованной.

Ҳагана предоставила им эту возможность. У причала Хайфского порта новоприбывших не встречали красивые девушки с букетами цветов, не было ни фанфар, ни торжественных речей. Сойдя на берег, иммигранты увидели лишь поджидавшую их колонну потрёпанных жёлтых автобусов.