О храбрых, нежных и влюбленных. Сказания Пятиречья - [33]

Так Ширин познавала мир Фархада. Как он отличался от того мира, который она оставила! Здесь ветхие одежды прикрывали крепкие тела. Тела, которым солнце передало частичку своего золота. У себя во дворце она и не знала, как прекрасно обнаженное человеческое тело. А каким огнем горели глаза этих простых девушек! Какой восторг пылал во взорах юношей! Как бедны были их убогие жилища, и как богаты души! Как мало было у них еды, но с каким вкусом они ели, как радостно делились последней лепешкой, как щедро любили, с каким жаром помогали друг другу!

– Ты чудо, Фархад! Как сладостен твой мир!

Все, с чем ни довелось столкнуться в эти дни Ширин, пленяло ее душу, вызывало восхищение.

Но мир Ширин объявил войну миру Фархада: раскрыли свои ненасытные пасти тюрьмы, начались пытки… Однако никакие истязания не могли заставить людей заговорить. Народ любил своих Солнечных возлюбленных. Он любил бы их даже если бы они не были так хороши. Ну а раз они были такими, какими были, раз красота их ломала на своем пути сотни преград и сквозь каждую трещину лилось благоухание весны, раз все это было так, то оставалось лишь одно – терпеть муки…

И все-таки на след беглецов напали. Возлюбленные были схвачены и доставлены в столицу.

Ширин бестрепетно глядела в глаза сестры. За радость, которую подарила ей любовь, смерть на плахе или вечное заточение представлялось не столь уж непо-

мерной платой. А для султанши видеть спокойное, веселое лицо сестры оказалось хуже самой страшной казни. Она заточила Ширин в новом дворце и повелела строго охранять его. Когда перед Махиман Бано предстал Фархад, она мановением руки удалила придворных. Теперь во взгляде Махиман Бано не было прежней суровости: она расплавилась в огне поражения…

– Фархад… – окликнула она юношу. – Фархад! Взгляни на меня! Глаза мои не скрыты покрывалом, почему ты не хочешь обратить ко мне свой взор?

– Я не в силах глядеть в твои глаза, госпожа…

– Лжешь! – гневно прервала его Махиман.- Ты просто не хочешь. Твои взгляды – только для Ширин. Запомни, Фархад: если ты не покоришься моей воле, я сделаю так, что ты будешь бояться даже воздуха, которым дышит Ширин! Подумай, Фархад, поразмысли хорошенько.

По мере того как султанша говорила, голос ее становился все мягче, последние слова она произнесла почти нежно.

– Если Ширин станет моей, я исполню любое повеление султанши, – сказал юноша, впервые поднимая взор на Махиман. – Тогда руки мои обретут такую силу, что я сведу воедино землю и небо!

Глаза султанши налились слезами.

– Фархад! Красавец Фархад! Сделай меня своей женой! – взмолилась она. – Тогда, клянусь небом, я сама отдам тебе Ширин!

Фархад нахмурился.

– Ты смеешься, госпожа. Смеешься над собой и над Ширин. Я художник, я живу сердцем, такие насмешки не по мне.

– Неправда! – в бешенстве воскликнула Махиман Бано.- Ты не художник! У тебя нет сердца! Ты камень! Камень!

С трудом поборов приступ ярости, она продолжала уже более спокойно:

– Я хочу убедиться, в самом ли деле есть в тебе божественная сила, которая может свести воедино землю и небо. Вот уже два года, как в наших местах не было дождей. Город гибнет без воды, поля пересохли, головы женщин разламываются от тяжелых кувшинов, в которых они таскают воду бог весть откуда. А совсем рядом, в получасе ходьбы, громадная гора, видно созданная из того же камня, что и ты, преграждает путь реке, которая могла бы вернуть людям жизнь. Ступай, пробей гору, приведи воду в город, и я отдам тебе Ширин. Достанет ли у тебя мужества на такой подвиг? Говори!

Фархад на мгновение задумался, потом смело взглянул в глаза Махиман Бано.

– Я говорю «да», моя госпожа. Отныне это твое повеление движет моим разумом, а надежда обрести Ширин укрепляет дух. Я полон сил и говорю «да»! Прикажи мне взять кирку.

Стон пронесся над столицей: люди проведали о немилости, постигшей Фархада. До сих пор они лишь в сказках слыхали о могущественных духах, которые вступали в единоборство с горами, чтобы добыть воду. Простому человеку разве сладить с горой? А Фархаду запрещено появляться в городе, пока он не пробьет гору и не пустит к городским стенам воду… Это ли не изгнание? Девушки плакали, не осушая глаз, юноши вызвались было идти вместе с Фархадом, однако воля султанши…

Итак, кувалду в руку, на плечо кирку, и Солнечный возлюбленный, в последний раз поклонившись дворцу Ширин, покинул город. Первые дни он бродил по скалистым берегам, примерял, как лучше проложить русло канала, потом взялся за кирку и кувалду. Город стал жить под упорный мерный стук. По утрам этот стук призывал людей на работу, по вечерам, когда он прекращался, горожане знали: пора зажигать лампы. Для Ширин он сделался гимном ее ограбленной жизни; под его мерный ритм она пела, размышляла и возносила молитвы всевышнему. Даже стражники прониклись сочувствием к этой великой любви и однажды тайком передали Фархаду письмо от Ширин. Вот что она писала:

«Твоя Ширин ждет тебя. Она орошает слезами камень, который ты дробишь. Вечером, когда ты, усталый, отложишь свои орудия, она споет для тебя песню, ночью, когда заснешь, она видением войдет в твой сон. Люди говорят, что тебе вовек не пробить гору, но я знаю моего Фархада и верю: вода придет к стенам нашего города. Тогда возликуют друзья, опьяненные твоей победой, тогда никто уже не посмеет вырвать Ширин из твоих объятий. А пока наступит этот час, я буду ждать».