О фантастике и приключениях - [81]

Почти ничего не написано об авиации, транспорте, промышленности, городах будущего. А между тем в фантастике раннего периода произведения на эти темы были не редки.

Надо думать, что наше время — время свершения величайших дерзаний человечества — вдохновит наших писателей на создание многих ярких, интересных, проблемных научно-фантастических произведений.

В. Дружинин Четверо и книга

В купе нас было четверо: плечистый, атлетического сложения доктор наук со значком альпиниста, молодой, очень самоуверенный педагог, лобастый школьник лет двенадцати и я. Как только поезд тронулся, школьник примостился на верхней полке, достал из кармана затрепанную книжку и затих.

— Что это у тебя? — наставнически сурово спросил педагог.

— Про чекистов, — пробормотал мальчуган, с усилием отрываясь от книги.

— Интересно?

— Ага, — кивнул тот. На этот раз он не пошевелился, — очевидно, чекисты уже напали на след врага.

— Вот, вот! — хмуро сказал педагог. — Попробуйте отвлечь его от такой беллетристики, дать Тургенева, Гоголя! Запретить, запретить надо выпуск этих бесконечных схваток с диверсантами и уголовниками!

— Позвольте, — вмешался ученый. — Когда мне было столько же лет, сколько ему, — он показал на мальчугана, — я нашел на чердаке корзину с книгами. Спрятал их там мой отец, спрятал от меня. Считал, что мне рано их читать. Были там и уголовные романы. Представляете, как я набросился на них! Классики, учебники — все было забыто. Отец мой поступил умно, — он дал мне некоторое время переболеть, потом положил передо мной книжку. Вот, говорит, вещь! Куда твоему сыщику Пинкертону! Смотрю — «Страшная месть или ночь на Ивана Купалу». Действительно, здорово! Проглотил я «Вечера на хуторе близ Диканьки», а потом, знаете, с разгона, с ходу одолел «Мертвые души». Понравилось! Я к чему это рассказываю… Надо уметь направлять детское чтение.

Педагог молчал.

— Конечно, это нелегко — направлять, — продолжал профессор. — Мне думается, воспитателям полезно было бы вспомнить, какие они сами были в детстве. Что их привлекало в детективе, в описаниях боевых походов и путешествий.

— Со мной в детстве были герои Жюля Верна, Дюма, Купера, Конан-Дойля, — сказал я.

— В мои школьные годы, — холодно заметил педагог, — приключенческой литературы было мало.

«Не потому ли он такой сухарь?» — подумал я.

— Я очень, очень многим обязан таким книгам, — с жаром сказал ученый. — Я географ. Приключения героев моего детства — Зверобоя, Дерсу Узалы — помогли мне найти призвание. Я и сейчас люблю этот жанр литературы. Собрал приключенческую библиотеку. Сейчас она доставляет мне отдых, развлечение. Так вот, — давайте-ка вспомним, в чем заключалась для нас ценность литературы о приключениях, в чем секрет ее прямо-таки волшебной притягательной силы?

Наш юный спутник на верхней полке не обращал ни малейшего внимания на нашу дискуссию, — губы его беззвучно шевелились, кулачки сжимались, он целиком ушел в опасный поиск, видел себя отважным, находчивым чекистом.

— Романтику ищут, — иронически произнес педагог.

— Я помню, — доктор наук отставил недопитый стакан с чаем, — мне хотелось быть сильным и смелым. В двенадцать лет это было самое могучее мое желание. И в книгах я находил живые примеры. Мой идеал вставал передо мной.

— Верно, — согласился я. — Мне в этом возрасте хотелось верить, что есть люди, вообще не знающие страха. Один скучный дядя, помню, пытался разубедить меня. Страх смерти, чувство самосохранения свойственны каждому, надо только владеть собой. Правильные, рациональные слова, — но вы вообразить не можете, как я возненавидел этого скучного дядю.

— И напрасно, — колко молвил педагог. — Уводить от реального детей не следует.

Спор затянулся за полночь. Укладываясь спать, я взглянул на школьника. Он уже кончил читать. Я спросил его, чем отличился чекист, герой повести.

— Ох, и ловкий он! — воскликнул мальчуган с завистью. — Поймал шпиона все-таки.

— А каков он из себя? — спрашивал я. — Характер его? Что он за человек, этот чекист?

Школьник подумал.

— Храбрый характер, — решительно заявил он. — Вроде Чапаева он, — лицом. Усы. Только бурки нет.

Он протянул мне книгу.

То была… Впрочем, нет, называть это произведение, пожалуй, незачем. Детективная повесть, написанная весьма посредственно, с неизменным седым, всезнающим полковником и порывистым лейтенантом. Их противники щеголяют вставными челюстями ослепительной белизны, жуют резинку, разговаривая, поминутно возглашают: «Хэлло!», бранятся и пьют виски, даже во время тайных, сугубо деловых встреч. Чекисты, ломая голову над загадкой, ходят большими шагами по комнате, ночами не спят, поддерживают силы крепким чаем и телефонной беседой с супругой. В часы отдыха они, как водится, играют в шахматы. Автор, однако, сколотил довольно занятный сюжет, сумел удержать тайну до самых последних страниц, — и я прочел книгу до конца.

К моему удивлению, я не обнаружил у главного героя сходства с Чапаевым. Автор вообще не счел нужным дать его портрет.

Значит, наш юный спутник придумал! Он дополнил слабую, схематичную книгу воображением! Попросту подставил своего любимого героя в сюжет повести!