О египетских мистериях - [6]
____________________
* Платон. Письма, VII, 342а-d.
что это невозможно. Следовательно, есть нечто объединяющее душу и бытие, или сущность вещей, т. е. сущего. Платонизм дал этому название «умопостигаемое». Если следовать логике формирования данного понятия, то сначала к умопостигаемому можно отнести некие предметы, которые мы не в состоянии ощутить в окружающем мире при посредстве своих органов чувств и которые можем лишь создать в своем уме; таковы, например, научные теории и, как ни странно, сам ум – то, что, с одной стороны, действует в мире, но никак не может быть соотнесено ни с одной вещью в нем, и, с другой стороны, является предметом для самого себя, так как, согласно замечанию Плотина, применение ума не может быть разделено в зависимости от того, обращает он свой взор на себя или на иное. Далее, и то, что мы в состоянии ощутить в мире, неизбежно восходит к своим парадигмам; классический пример такого восхождения от прекрасных предметов и людей к прекрасному самому по себе и, наконец, к самой красоте дал Платон в «Пире». Такое само по себе сущее, разумеется, пребывает также в умопостигаемом. Наконец, и сами вещи-все те, что мы можем видеть и ощущать,-тоже в некотором смысле умопостигаемы, по крайней мере в том отношении, в котором они являются эйдосами и логосами. Последние два понятия крайне трудно передать по-русски; наиболее подобающее их обозначение-это внешний вид, причем не тот, который мы ощущаем, а тот, который мы умосозерцаем и который открывается нам силою и способностью мысли при посредстве «глаз души» *, и смысл, т. е. те состояния вещи, ее свойства, качества, отношения и т. п., которые открываются душе в умопостигаемом.
____________________
* См.: Платон. Государство, VII, 514а и далее. 22
Итак, вот каков умопостигаемый мир. А что же такое наш мир, в котором мы видим глазами (точнее, видим при посредстве зрения), слышим ушами и вообще ощущаем при помощи наших органов чувств, за что его и прозвали чувствилищем или, более благозвучно, чувственно воспринимаемым (ощущаемым) миром? Это самовидное, т. е. явившееся само по себе и зримое само по себе, изваяние мира умопостигаемого-таков образный ответ Платона, а вслед за ним и всего позднейшего платонизма и неоплатонизма. Изваяние (?? ??????) -потому что его вырезал своим резцом скульптор-демиург, ремесленник, изваявший тело космоса и вложивший в него ум и душу.
Итак, бытие существует и как умопостигаемое и как чувственно воспринимаемое; последнее охватывает единичные предметы (отдельное), которые возникают как воплощение умопостигаемых парадигм. Однако стоит заметить, что не следует сводить платонизм, и в особенности неоплатонизм, к так называемому абсолютному, или исключительному, реализму, что пользуется чрезвычайной популярностью среди историков философии самого разного толка и совершается то в самом одобрительном, то в самом уничижительном, то в якобы беспристрастном, «объективном», смысле: во-первых, можно одновременно быть хорошим платоником и хорошим номиналистом и, во-вторых, методически неправильно распространять возникшие позднее споры на более ранние времена. Второй тезис самоочевиден, а к первому разумно дать пояснение. Ведь общие понятия, или универсалии, из-за которых, собственно, в средние века и произошел спор между реалистами и номиналистами,- это отнюдь не эйдосы и логосы, или, если угодно, идеи платонизма, это то, что по определению выводится из отдельного, когда вслед за Аристотелем дается
его классификация в соответствии с родами и видами; связь между вещами и универсалиями не генетическая, а логическая, т. е. формально навязанная ходом рассуждения, а не мысли, и связана исключительно с правилами дискурса. Потому и платоническое умопостигаемое, выступающее как парадигма, попросту несопоставимо с универсалиями и очередная классификация (в отношении реализма и номинализма) в данном случае некорректна по самым обычным правилам логики Аристотеля.
Еще одно замечание касается уже различия между Платоном и неоплатонизмом: последний ниспроверг, казалось бы, незыблемый тезис, высказанный ранее,- что бытие не в душе. Платон, признавая, что бытие вещей предстает как эйдосы и логосы, тем не менее настаивал на том, что последние располагаются не в душе. Уже Плотин придерживался, как это ни странно, противоположного мнения по данному вопросу: эйдосы пребывают в душе, по крайней мере в мировой; душа же привносит в сущее, пусть даже благодаря Единому, самое ценное в нем -благодать, прелесть, очарование (? ?????)- Душа, наконец, коль скоро она управляет бездушным, дарует ему и логосы и эйдосы, наполняет его содержанием и созидает божественную полноту (плерому) сущего. Стало быть, бытие вещей-в душе, она и приводит их с совершенству. Последние положения характерны для всего неоплатонизма.
