О девстве и браке. О покаянии две книги - [100]

Глава 8. Сперва взывает к исповеданию и слезам, а потом обращает речь к самому себе

Покажи врачу рану твою, чтобы выздороветь. Знает он, хотя бы ты и не показывал; но желает от тебя слышать твой голос, очисти слезами раны твои. Так та жена в Евангелии очистила грех и омыла скверну, разрешила вину, когда омыла слезами своими ноги Иисусовы.

О, когда бы Ты, Иисусе, оставил мне прах от ног твоих! О, когда бы дал Ты мне отереть их! Но откуда достану живой воды, которой мог бы омыть ноги Твои? Не имею воды, но имею слезы, которыми, омывая ноги Твои, да омою и самого себя. Почему скажешь Ты мне: прощаются грехи его многие за то, что он возлюбил много. Признаюсь, что я больше должен был и мне больше простилось; от судебных и публичных дел позван я на священство; и потому опасаюсь, как бы не был я неблагодарен, если меньше буду любить, нежели мне простилось.

Но не все могут равняться с той женой, которая предпочтена и Симону, приготовившему обед для Иисуса; она всем, хотящим заслужить прощение, подала пример, целуя Христовы ноги, омывая их слезами, отирая волосами и умащая миром.

Лобзание есть знак любви, и для того Господь Иисус говорит: Да лобзает он меня лобзанием уст своих1. Волосы означают не что другое, как что ты должен, оставив все достоинство, просить прощения, повергнуть себя на землю да подвигнешь через то милосердие Божие; через миро же означается благоухание благого обращения. Давид, будучи царем, говорил: каждую ночь омываю доже мое, слезами моими омочаю постель мою. И потому заслужил столь великую благодать, что из рода его избрана Дева, породившая Христа. Для того и эта жена во Евангелии прославляется.

Не можем сравняться мы с ней, но Господь Иисус может помогать и немощным; если некому приготовить обед, некому принести мира и живой воды, – то сам Господь придет ко гробу.

О, когда бы Ты, Иисусе, удостоил прийти к этому гробу моему и омыл меня слезами Твоими! Ибо глаза мои не имеют столько слез, чтобы мог я омыть свои прегрешения. Если прослезишься обо мне, спасен буду; если удостоен буду слез Твоих, омою скверну беззаконий моих, и позовешь меня из гроба этого тела, и скажешь: гряди вон, – чтобы помышления мои были не в тесном теле этом заключены, но да изыдут ко Христу, да обращаются в свете, да не помышляю дела тьмы, но дела света. Ибо кто помышляет о грехе, тот внутрь своей совести себя заключает.

Итак, вызови вон раба Твоего, хотя ноги и руки мои связаны узами греховными и погребен помышлениями и делами мертвыми; но, взывающий к Тебе, выйду свободен и буду одним от возлежащих на Вечери Твоей, и дом мой исполнится благовония. Будут говорить обо мне, что я воспитан не между духовным чином, но взят от дел судебных; однако, будучи удален от сует мира, пребываю в священстве не своей властью, но благодатью Христовой и возлежу между вкушающими на Небесной Вечери.

Сохрани, Господи, дар Твой, данный мне не хотящему. Ибо я знал, что недостоин был называться епископом как прилепившийся к веку сему, но благодатью Твоей существую, если существую. И хотя я меньший всех епископов и низший заслугами, но поскольку и я принял некоторую заботу о Церкви Твоей святой, то этот плод защити; и хотя позвал Ты меня, развращенного, на священство, но не попусти погибнуть, будучи уже священником. И поначалу помоги мне усердно соболезновать о всяком согрешающем: ибо это великая добродетель, как написано: не следовало бы радоваться о сынах Иуды в день гибели их и расширять рот в день бедствия. Помоги, чтобы я сострадал, когда услышу о чьем-либо падении, чтобы я не с гордостью выговаривал, но сам о том плакал и, плача о другом, сам бы себя оплакивал, говоря: Фамарь правее меня.

Она, может, согрешила в младых летах, будучи прельщена случаями, но мы согрешаем и старые. Закон плоти противится в нас закону ума нашего и, как пленников, влечет к греху, чтобы делали, чего не хотим. Она по летам имеет извинение, я же – никакого; она должна учиться, а мы учить. Почему Фамарь правее меня.

Когда обвиняем кого-либо в сребролюбии, тогда да вспоминаем, не сделали ли и мы чего подобного, и если сделали, то поскольку сребролюбие есть корень всех зол и, как под землей, скрытно ползет в теле нашем, каждый из нас пусть говорит: Фамарь правее меня.

Что касается гнева и огорчения, в этом меньше виноват бывает простолюдин, нежели епископ, когда сделает что-либо в горячности. В таком случае да помыслим наедине с собой, говоря: этот обличаемый во гневе оправдается лучше меня. Таким образом, не будем опасаться, чтобы Господь или кто из учеников Его сказал нам: Лицемер, вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.

Да не стыдимся извинять свою вину больше, нежели кого в чем хотим осудить. Иуда, обличая Фамарь и вспомня свою вину, сказал: Фамарь правее меня. В этих словах находится великое таинство и нравоучение. Потому не вменилось ему в вину, что он сам себя обвинил, прежде нежели от других осужден был.

Да не радуемся о преступлении другого, но более да соболезнуем, ибо написано: Не радуйся ради меня, неприятельница моя! Хотя я упал, но встану; хотя я во мраке, но Господь свет для меня. Гнев Господень я буду нести, потому что согрешил перед Ним, доколе Он не решит дела моего и не совершит суда надо мною; тогда Он выведет меня на свет, и я увижу правду Его. И увидит это неприятельница моя, и стыд покроет ее, говорившую мне: «где Господь Бог твой?» Насмотрятся на нее глаза мои, как она будет попираема подобно грязи на улицах. И это справедливо, ибо радующийся падению другого радуется победе дьявольской. И для того да соболезнуем больше, когда слышим о погибели человека, за которого умер Христос, не презирающий и соломины на жатве.