О чем знает ветер - [140]

Тем же вечером я изложил Энн свою новую теорию. Мы лежали в постели. Кровать у Энн огромных размеров, но мы спим посередке, тесно прижавшись друг к другу. Энн сворачивается клубочком, я прикрываю ее со спины, дыша ей в затылок. Чувствую постоянную потребность прикасаться к Энн, и это взаимно. Энн, как и я, боится расставания. Пройдет немало времени, прежде чем мы оба успокоимся, уверимся, что отныне будем вместе и ничто не разлучит нас. А пока страхи граничат с абсурдом. Например, я принимал душ, дивясь напору горячей воды – так моя Энн выдержала одна в спальне всего несколько минут. Она залезла ко мне в ванну, не смея поднять глаз, разрумянившаяся от смущения, лепеча чуть слышно:

– Мне вдруг стало не по себе… я подумала… вода, она ведь…

Девочка моя! Разве ей нужно извиняться или объясняться? Конечно, нет. Тем более что совместное пребывание в душе позволило мне сделать ряд восхитительных открытий. Поистине, душ – великое изобретение. Жаль только, единовременный запас горячей воды не бесконечен.

После поездки в Слайго я стал ценить Энн еще больше – если такое вообще возможно. Только теперь я понял, каково ей пришлось в 1921 году, со сколькими трудностями была сопряжена адаптация к новому укладу жизни, даже к таким, казалось бы, пустякам, как выбор одежды. Я, занимаясь тем же, по крайней мере не прикидывался, будто я тут не чужак, а Энн поневоле выдавала себя за другую женщину. В итоге мы купили для меня вещи, мало отличающиеся от тех, к которым я привык. Оказалось, кепи и белые рубашки на пуговицах по-прежнему популярны. А вот подтяжки и жилеты теперь мало кто носит. Энн заявила, раз мне нравятся такие вещи, я имею на них полное право. Пусть это будет мой индивидуальный стиль. Оказалось, я одеваюсь как старик. Что ж, вполне логично. Я и есть старик. Я старше самой Мэйв. Она, к слову, приняла мое появление со впечатляющим спокойствием. Сегодня мы ездили к ней в гости. Несколько часов у нее провели. Мэйв рассказывала о годах, мною пропущенных, о своих братьях и сестрах, о соседях – словом, о каждом, кто был мне близок и дорог, кого больше нет. На прощание я обнял Мэйв, поблагодарил за поддержку, которую она оказывала Энн – в прошедшем времени и в настоящем.

Энн задумала книгу о нашей любви. Я спросил, можно ли мне выбрать имя для моего персонажа. Энн разрешила. Хочет, чтобы я выбрал имя и для нашего ребенка. Если родится мальчик, быть ему Майклом Оэном – тут всё просто. С девочкой гораздо сложнее. Незачем обременять ее именем из прошлого, в ней ведь будущее воплотится, как в ее матери. Энн предлагает назвать нашу дочь Ниав. Забавно. Ниав – одно из древнейших ирландских имен. Это имя носила принцесса Тир На н-Ог, Страны вечной юности. Впрочем, пожалуй, оно бы подошло.

Энн кажется мне еще краше, чем была. Я помалкиваю – женщины не любят сравнений, даже с самими собой. Особенно хороши волосы. Энн их не заплетает и не закалывает, они льются кудрявым водопадом, неистовым потоком, они словно символизируют страстность и раскрепощенность Энн в самые интимные моменты. Она трунит над своей неуклюжестью: «Ну и животище вымахал, собственных мысков не вижу! А груди – настоящие дыни! А походочка точно у гусыни, вперевалку!» Пусть так, всё равно я ею любуюсь.

Завтра утром едем в Дублин. Энн говорит, наконец-то мы вместе осмотрим всю Ирландию. Ирландия узнаваема, как старая знакомая в новом платье. Она, моя Эйре, мало изменилась даже в пределах городов. Что касается Лох-Гилла и скал – Эйре не изменилась совершенно.

Волнуюсь. Как бы в Дублине шлюзы не прорвало, фигурально выражаясь. Я ведь после гибели Мика приезжал в Дублин всего несколько раз – а минуло целых десять лет. Мик на велосипеде колесил по всему городу, каждый перекресток, каждый переулок и каждый сквер помнит его. Перспектива оказаться одному там, где мы бывали вдвоем, страшила меня, поэтому я избегал посещать Дублин. Вот бы прокатиться по улицам вместе с Миком! Не погибни он, как развивалась бы Ирландия, как выглядел бы сейчас мир – вот о чем я думаю.

Мы с Энн так запланировали: объедем сначала знаковые места, а напоследок посетим кладбище Гласневин, где упокоился Мик. Расскажу ему обо всех изменениях к лучшему – в мире и в Ирландии. Сообщу, что нашел Энн. Мик разделил бы мою радость. Он очень переживал, когда Энн пропала. Пусть узнает: моя девочка снова со мной. Заодно попрошу Мика приглядывать за моим мальчиком – там, где они оба сейчас находятся.

Впрочем, мне кажется, Оэн – повсюду. Ветер говорит его голосом. Это необъяснимо, но это так. Энн показала мне «Приключения Оэна Галлахера». Сразу нахлынуло: мы с Оэном рядышком на диване, мой мальчик бережно перелистывает страницы. Я почти увидел Оэна, и я совершенно явственно ощутил его присутствие. А потом Энн протянула мне шкатулку с письмами. Их не одна сотня. Оэн отдал ей письма перед смертью, наказал хранить. Энн тогда не поняла, почему он их не отправлял, а только сортировал по датам, по десятилетиям. В первые годы нашей разлуки Оэн писал чаще, но и потом, всю свою долгую жизнь, выкраивал время хотя бы на пару писем в год. Все они адресованы мне. Оэн ведь сказал: «Док, я обязательно напишу». Мы с ним тогда посмеялись – а он сдержал обещание.