О чём шепчут колосья - [51]

Районный военный комиссар прочёл заявление и пристально посмотрел на меня.

— На Минское направление не пошлём, — сказал он решительно, — там и без вас обойдутся. Вам надо ехать на другой, не менее важный фронт.

— На какой? — вырвалось у меня.

— На Кубанский, где уже созрели хлеба и вот-вот начнётся массовая уборка.

Напрасно я пытался уговорить военкома изменить своё решение: мне было стыдно отсиживаться в тылу, находиться в обозе событий.

— В обозе событий? — остановил он меня. — Вы напомнили мне одну историю из гражданской войны. Тогда я у Николая Щорса служил. В городке Унеча Щорс пополнял свой полк. К нему пришли трое парней из обозного завода. Юноши добивались, чтобы их отправили на фронт. И что же вы думаете, Щорс уважил их просьбу? — спросил военком, щуря глаза.

— Конечно, уважил.

— Нет, Щорс отказал. Как только он узнал, где эти ребята работают, он велел им вернуться обратно на завод. Добровольцев у него хватало, а телег — не было… И теперь Красной Армии нужны не только добровольцы — нужен хлеб. Хлеб, понимаете! Сколько, Борин, в прошлом году зерна намолотили?

— Сто восемьдесят две тысячи пудов, — отрапортовал я.

— Сто восемьдесят две тысячи пудов! Так этим же хлебом, — воскликнул военком, — целую воинскую часть можно год кормить! Теперь подумайте, где вы больше пользы принесёте: на фронте с винтовкой или за штурвалом комбайна, с вашей, можно сказать, рекордной выработкой?

ПРОВЕРЬ ЕЁ ХАРАКТЕР И КАПРИЗЫ…

И в мирное время и в начале войны комбайн был моим оружием. Я берёг его, содержал в исправности, сколько мог улучшал и испытывал.

Каждый год в нашей стране, на земле и под землёй, на воде и в воздухе, проверялись тысячи экспериментальных машин. Несколько новых машин испытывал и «Ростсельмаш». Многими нитями мы были связаны с заводским коллективом. Жили с ним одними думами: как улучшить уборочную машину, сократить потери при уборке урожая, сохранить жизнь в зерне. Комбайнёры бывали в цехах «Ростсельмаша», и инженеры завода нас не обходили.

Приезжает однажды Иван Иванович и говорит:

— С двумя машинами ты как будто бы справляешься, а что, если тебе третью дать?

— Какую?

— Новую, экспериментальную. Возьмёшься испытать её?

Тогда я работал на двух комбайнах, а тут мне предлагают третий, да такой, каких ни у кого на Кубани и не бывало. Заманчивое предложение. Я знал: прежде чем попасть на поля, машины по нескольку лет проверяются на государственных машиноиспытательных станциях, расположенных в разных зонах страны. Такая станция была создана и в Краснодарском крае: Ново-Кубанская МИС.

— Разве там испытания не проводятся?

— Проводятся, — ответил Фомин, но одно не мешает другому. Заводу надо знать, как машина пошлёт себя в производственных условиях, как она будет работать с наибольшей нагрузкой, какой приговор подпишут ей комбайнёры.

Иван Иванович говорил неторопливо, взвешивая каждое слово:

— После обкатки дай ей самую что ни на есть большую нагрузку. Испытывай не на редких, лёгких хлебах, а на густых, тяжёлых, и тогда, как говорил Валерий Чкалов, мы узнаем характер машины, её капризы.

Условия работы лётчика-испытателя и комбайнёра-испытателя, разумеется, разные. Тот, кто водит экспериментальный комбайн, не рискует ни своей жизнью, ни жизнью своих товарищей, как это бывает с пилотом, испытывающим машину в воздухе.

Но мы тоже рискуем. У нас на карту ставится урожай. Мы рискуем оставить колхозников без хлеба, если при проверке качества машины умолчим о её существенных недостатках, тогда от экспериментального комбайна пойдут близнецы — тысячи и тысячи несовершенных машин.

В первый же день испытания колхозники потребовали отцепить двухкамерный полово-соломоколнитель. Возле него нельзя было стоять: полова разлеталась по полю, била в глаза. Те, кто обслуживал комбайн, решительно настаивали: пускай завод заменит новинку и пришлёт старый однокамерный копнитель.

Звоню на «Ростсельмаш». У телефона Иван Иванович. Высказываю ему нашу обиду и ругаю тех, кто придумал двухкамерный полово-соломокопнитель.

— Отцеплять не следует, — ответил Фомин, — приеду, разберёмся.

Приехал Фомин и согласился с нами. Пришлось заводу заменить копнитель и хорошенько подумать над тем, как исправить ошибку конструктора.

— Ну, а «шестёрка» как работает? — поинтересовался Иван Иванович, подходя к серийной машине.

— Ладная машина.

— А соломокопнитель?

— Работает, только угольники у каркаса слабые. Не выдерживают нагрузки.

— За лето сколько убрали гектаров?

Я назвал четырёхзначную цифру.

— О, так это же восемь сезонных норм! — воскликнул Фомин. — Ничего себе нагрузочка! Значит, выжимаете?

— Да, выжимаем из машины всё, что она способна дать.

Испытывали мы не только ростовские машины. В сороковом году поступил из Запорожья экспериментальный широкозахватный комбайн. Пройдёт по степи — и двенадцатиметровой хлебной полосы как не бывало! За лето мы узнали характер новой машины, её капризы и написали об этом заводу. Конструктор согласился с нами, поправил что надо и снова попросил испытать машину.

Из Запорожья комбайн отправили как раз 21 июня 1941 года, но он к нам не дошёл. Гитлеровцы разбомбили железнодорожный состав, в котором на открытой платформе находилась опытная машина. После налёта авиации от машины остались лишь куски железа да обгоревшие доски. Жаль было потерянного комбайна. Хорошим помощником он мог быть в военную пору.