О чём шепчут колосья - [47]

Сапожников видел перед собой двух студентов: один пришёл в сельскохозяйственный институт из колхоза, другой — прямо из десятилетки и не мог отличить колос пшеницы от колоса ячменя. Да что колос — он и лошадь не умеет запрячь. Да и в институт он поступал ради диплома, а не ради знаний, которые потом должен применить на деле.

Афанасий Максимович сделал паузу и стал водить кнутом по земле, вычерчивая на ней контуры каких-то замысловатых строений.

— Будешь слушать лекции по агротехнике, — продолжал он, — многое тебе уже знакомо: сам пахал, сам сеял, сам и убирал; зайдёт речь о комбайнах или о тракторах — ты эти машины по степи водил, рекорды на них ставил. В машинах ты разберёшься лучше, чем студенты-транзитники, что без остановки, минуя колхозное поле, пересаживаются со школьной парты на студенческую скамью, а окончив институт, не знают, куда себя деть. Не унывай, справишься!..

В субботу под вечер пришли в гости Тумановы с сыном Юрой. Туманов-младший играл с Аней и как будто бы не обращал внимания на то, о чём толковали взрослые. А когда Василий Александрович и Юлия Ивановна стали прощаться, Юрик не утерпел и спросил.

— Дядя Костя, ты что, насовсем уезжаешь?

— Нет, летом на уборку приеду. Помогать будешь?

— Буду, если на мостик возьмёшь.

Обычно, как только наступало лето и школьников распускали на каникулы, Юрий дневал и ночевал в степи возле комбайна. Стоять на площадке рядом со штурвальным было для него самым большим удовольствием. С высоты комбайна мальчик обозревал степь, наблюдал, как машина стрижёт пшеничное поле, вслушивался, в рокот мотора.

Не раз Юлия Ивановна слёзно просила меня: «Гони Юрку от комбайна. Неровен час, мальчонка засмотрится, под колесо попадёт».

Но попробуйте его прогнать от машины, когда он тянется к ней с малых лет. Оторвать Юрика от комбайна, отправить его домой было выше моих сил.

В первый сезон мальчик приходил в степь один, а на следующий год, к началу уборки, он привёл с собой целую ватагу ребят. Шёл по свежему жнивью и все наклонялся. В руках у него была метровка — ею Юра измерял высоту среза и громко, чтобы все слышали рассуждал:

— Десять сантиметров — порядок. За такой срез люди спасибо скажут,

— А если косить повыше? — спросил веснушчатый паренёк.

Повыше нельзя, — авторитетна заявляет Юрик: — потери зерна будут. Это раз. Много соломы колхоз недоберёт — это два. От высокой стерни плуг будет забиваться и осенью тракторы меньше вспашут — это три.

Юра умел считать и вникать в то, что видел. Он буквально донимал нас своими «почему»,

— Скажи, дядя Костя, почему твоя машина сама без трактора двигаться не может?

Объясняю как могу, а Юрик всё допытывается:

— Вот у мотоцикла два колеса, а он сам ходит. У твоего комбайна четыре, а он без трактора ни тпру ни ну.

Говорю мальчику, что причина не в количестве колёс. Наш комбайн — прицепной; чтобы сделать его самоходным, к нему надо приделать другие «ноги», дать ему сильный двигатель, и тогда машина сама, без трактора, пойдёт.

— Значит, это будет самостоятельный комбайн?

— Не самостоятельный, а самоходный. Пока ещё таких комбайнов нет, но скоро заводы начнут их выпускать. Инженеры уже придумали, и как только машину сделают, так её в Шкуринскую, наверное, пришлют.

— А ты меня на самоходку возьмёшь? — не унимается мальчишка.

Пообещал, что, как только самоходный комбайн прибудет в Шкуринскую, Юре будет обеспечено место рядом с механиком-водителем, если только он будет учиться на «хорошо» и «отлично».

— Это можно, — ответил Юра. — Значит, ты правду говоришь, что возьмёшь?

— Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, не обманывал, но я хочу, чтобы ты при всех пообещал.

— Обещаю и присягаю, — начал я полушутя.

Но меня неожиданно перебил задумчиво сидевший у окна Федя Афанасьев:

— Ну меня к тебе, Костя, есть просьба.

— Какая, Федя?

— Пребольшая. Если в будущем году объявят второй набор, замолви за меня словечко. Годик на комбайне поработаю, а за зиму приготовлюсь и приеду сдавать экзамены.

В ТИМИРЯЗЕВКЕ

В тот памятный для меня год, когда я, отец троих детей, с юношеской робостью переступал порог старейшей кузницы агрономических кадров, тысячи и тысячи взрослых людей садились за школьные парты, за студенческие столы — тянулись к знаниям.

Поступил в областную партийную школу Афанасий Сапожников, и колхозники вместо него избрали председателем Василия Туманова. Уехали на учёбу и Паша Ковардак, и Семён Полагутин, и Фёдор Колесов.

Подготовительные курсы, организованные при академии для передовиков сельского хозяйства, назывались «красным рабфаком». Это название пошло от рабочего факультета, созданного в 1920 году при Петровке[15] по инициативе академика Василия Робертовича Вильямса, которого мы, слушатели, между собой величали «отцом рабфака».

Приветствуя рождение рабфака, Василий Робертович в статье «Почему стало тесно в Петровке?» писал: ". Нужно подготовить кадры пропагандистов-реформаторов, вышедших из самой толщи земледельческого населения, работников, не боящихся той среды, в которой им придётся работать, умеющих говорить с нею на одном языке, связанных с этой средой общностью жизненных интересов, болеющих одною с нею думой.