О чем шепчут кипарисы - [16]

Проходя через веранду к дому, она дотронулась до огромных листьев базилика и, подняв ладонь к лицу, вдохнула знакомый насыщенный аромат. Наклонившись, она сорвала зеленый побег и помахала им у лица. В античные времена считалось, что это растение обладает силой, которая может открыть врата рая.

«Хватит. Достаточно», – решила про себя Дафна. Она резко выдохнула, открыла глаза и протянула руку Эви.

– Пойдем, дорогая! – сказала она и тут же пообещала себе, что, хотя этому мужчине и удалось испортить ей утро, она не допустит, чтобы у них с Эви пропал целый день. – Пойдем, koukla, сначала я хочу показать тебе все, а потом мы сядем обедать, – заявила она, удивившись, как живо и весело прозвучал ее голос.

Держась за руки, Эви и Дафна обошли огород с бесконечными рядами томатов, усыпанных круглыми красными плодами, такими спелыми, что, казалось, они вот-вот взорвутся. Они спустились по задней лестнице и вдоль зарослей жимолости, покрытых небольшими цветками, вокруг которых жужжали сотни пчел, прошли к большой оливе, где бабушка обычно привязывала Джека. В тени и прохладе раскидистых зеленых ветвей ее старый друг отлично себя чувствовал.

Едва Эви приблизилась к Джеку, он словно по команде склонил голову, и она погладила мягкую шерсть прямо над его носом. А он подошел ближе и ткнулся носом ей в шею.

– О, мамочка, он меня поцеловал! Я ему нравлюсь! – Эви залилась переливчатым смехом.

– Да, дорогая! Я в этом не сомневаюсь!

Они еще и двух часов не провели на острове, а у Эви, похоже, появился добрый друг.

– Пойдем, дорогая! Я хочу кое-что тебе показать! – позвала Дафна дочь, крепко обнимавшую за шею осла.

Они пересекли задний двор, снова спустились по каменной лестнице и оказались около птичника, оглушившего их какофонией звуков. Открыв затянутую сеткой калитку, Дафна быстро пропустила Эви и тут же захлопнула ее. Эви посмотрела вниз и замерла: с полдюжины крохотных желтых комочков попискивали у ее ног. Дафна наклонилась и, осторожно подняв только что вылупившегося птенца, посадила его в сложенные ладошки Эви. Та потрогала крошечными пальчиками нежный пух, ее лицо осветилось счастьем, и Дафна с удовольствием отметила это.

Она боялась пошевелиться, наблюдая за дочерью, которая решила погладить каждого цыпленка. Казалось, она хочет, чтобы ни один из них не остался незамеченным и необласканным.

– Ella, ella, Дафна! Эви! – Мелодичный голос бабушки был едва слышен за шумом крыльев, кудахтаньем и восторженными возгласами Эви.

Подняв голову, Дафна прищурилась.

– Дафнаааа! Эвиии! Ellllaaaaa! – продолжала звать Yia-yia.

Дафна приложила руку ко лбу, чтобы прикрыть глаза от яркого света, но это не помогло. Солнце светило прямо над домом, так что ей удалось различить лишь бабушкин силуэт, она стояла на веранде прямо над ними и, подняв к небу старую деревянную ложку, звала их за стол.

– Мы идем, Yia-yia! – крикнула в ответ Дафна.

– Можно я возьму его с собой? – умоляюще попросила Эви, когда Дафна открыла калитку. – Мамочка, я тебя очень прошу! – повторила она, нежно поглаживая цыпленка, которого по-прежнему держала в руках.

– Нет, солнышко! Его придется оставить, но ты сможешь вернуться сюда после обеда, – заверила ее Дафна.

– Обещаешь? В самом деле? – спросила Эви с едва заметной ноткой недоверия в голосе. Если бы кто-то стоял рядом, он не заметил бы этого, но Дафна не сомневалась в том, что слышала. Эви все чаще говорила с ней с осуждением, и это все сильнее и сильнее ранило сердце Дафны.

– Да, я обещаю! – сказала она, присев на корточки, чтобы заглянуть в глаза дочери, и сжала ладонями ее пухлые восхитительно-розовые щечки.

– Это твой дом, милая, и твои цыплята. Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, и играть с ними столько, сколько захочешь. Поняла? – Дафна осторожно поцеловала дочь в кончик носа. – Договорились? – повторила она, чуть крепче сжав в ладонях ее лицо.

Дафна старалась изо всех сил, чтобы вернуть дочке уверенность, и, по крайней мере, внешние признаки указывали на то, что это у нее получается. Для ребенка, который целыми днями не выходил из квартиры, где играл в одиночестве с мягкими игрушками, полная свобода действий на этом птичьем дворе с настоящими цыплятами была мечтой, вдруг воплотившейся в реальность. Дафна знала, что ее дочери очень недоставало свежего воздуха и свободы. И она страстно желала это ей компенсировать.

У Дафны всегда были самые лучшие намерения: она постоянно планировала поездки в зоопарк в Бронксе и пикники на траве в Центральном парке. Но им с Эви постоянно что-то мешало: то вдруг су-шеф ее ресторана заболевал, то санитарный инспектор заявлялся с неожиданной проверкой. Всегда возникали какие-то обстоятельства, вынуждавшие Дафну отменить все планы и мчаться на работу, таща за собой расстроенную дочку.

Всякий раз, когда она смотрела на столик в конце зала и видела там грустную дочь, ее сердце привычно сжималось от боли. Томящаяся в одиночестве девочка напоминала ей о собственном детстве. И хотя четырехзвездочный estiatorio[25] на Манхэттене сильно отличался от маленькой грязной забегаловки в Йонкерсе[26], Дафна знала, что для Эви это не имеет значения.